Первое дело Еремея

— Я не уклонялся от маршрута, — так же бесстрастно ответил Еремей и перечислил по памяти все пункты-ориентиры.

Впечатления на Брасье его память не произвели никакого.

— Что ж, это лишь подтверждает мысль о том, что враг необычайно ловок и силён. Нам понадобятся все наши силы и всё наше умение, чтобы остановить его.

— И первое, что мы должны сделать, это принять новый устав поселения, — добавил достопочтенный Хармсдоннер. — Предлагаю решить этот вопрос неотлагательно.

Вот так. Умный старшина, выбрал время. Сейчас, когда на Еремея легла, пусть и недоказанная, вина за гибель патрульных, он не чувствовал за собою права наложить вето на решение. Как, отец, вам мало гибели Шалси и О’Коннора?

Но он все-таки проголосовал против. Просто против, без вето.

— Итак, двумя голосами против одного решение принято, — в голосе старшины не было никакого злорадства. Ничего личного. Принято нужное решение, вот и всё.

— Теперь об идее отца Еремей, — Брасье по-прежнему говорил голосом деревянным, пустым. Как утром встретил Еремей одного, без патрульных, так и сел у Брасье голос. — Идея, как и все идеи, приходящие в голову отца Еремея, замечательная. Отличная, нужно сказать, идея. Но требует прежде подготовительной работы большого масштаба. Четыре патруля вышли в ту ночь — а нападению подвергся именно тот, который сопровождал отец Еремей. Значит, можно предположить, что отец Еремей будет привлекать особое внимание врага и впредь. Но теперь мы начеку. Благодаря новому уставу возрастет число патрульных, и мы сможем уделить отцу Еремею столько людей, сколько необходимо. Отныне и днём, и ночью вас, отец Еремей, будут сопровождать стражи границы поселения Но-Ом в количестве достаточном, чтобы отразить врага и уничтожить. Я выделю для этого лучших людей, да и сам не упущу возможность половить рыбку на такого живца.

— Вы, дорогой Брасье, надеюсь, не хотите подвергать жизнь отца Еремея ненужному риску?

— Нет, достопочтенный Хармсдоннер, разумеется, нет. Напротив, никто в скиту не будет в большей безопасности, чем отец Еремей.

— Тогда я спокоен, — удовлетворенно проговорил старшина. — Мы не при каких условиях не можем допустить малейшей угрозы жизни нашему дорогому отцу Еремею.

— Но…

— Нет, нет, отец Еремей, не возражайте! Давайте доверимся капитану Брасье, уж он-то в своём деле высший мастер. Знаете, величайший Лек-Сий говаривал: если сапоги всмятку, то пёк их пирожник.

С авторитетом величайшего Лек-Сия не поспоришь. Еремею оставалось только согласно кивнуть.

Никто не обвинял Еремея в гибели патрульных. Так, косые взгляды, кривая усмешка в ус, холодность, не более того. Но Еремей понимал — всех стражей границы чрезвычайно настораживало то, что двое из патруля исчезли, а на третьем — ни царапинки. Будь Еремей изранен, истекай он кровью — его бы окружили сочувствием, дружбой. Но сейчас от него словно дурно пахло. Трусостью, предательством, ложью?

Или он сам приписывает другим собственные страхи и подозрения?

Какое приписывает, достаточно послушать Брасье.

На выходе из дома совета по обе стороны от Еремей выросли два стража границы.

— Это ваша охрана, отец Еремей, — бесстрастно сообщил капитан Брасье. — Дневная охрана. Ночью, разумеется, мы её усилим.

— Благодарю вас, капитан, — нашёл в себе силы любезно ответить Еремей.

— Я лишь исполняю свой долг.

Еремей пошёл в свой дом. Теперь, когда его охраняли, нужды пребывания в казарме не было — сказал Брасье. А звучало это, будто ему, Еремею, не место среди бравых и честных воинов. Или опять в уши летело эхо самообвинения?

Капитан не представил ему стражей. Тоже симптомчик.

Ничего. Есть язык, познакомимся. Потом. Сейчас это выглядело бы несколько нарочито. Чуть ли не заискивающе.

Доведя Еремея до дома, у порога стражи остановились. И его остановили.

— Согласно указаниям капитана Брасье, мы должны осмотреть ваш дом.

— Осматривайте.

Пока стражи границы заглядывали в тёмные углы его жилища (так говорится — тёмные, на деле же было вполне светло), Еремей раздумывал: отдай он приказ прекратить охрану и вернуться в казарму, выполнили бы его стражи границы?

Мудрый муж повёлевает солнцу скрыться лишь в урочный час, учил величайший Лек-Сий. Урочный час для Еремея явно не наступил. Не стоит и пробовать.

Наконец, удовлетворенные осмотром, стражи покинули жилище.

— Мы будем рядом, у крыльца — то ли ободрили, то ли предупредили они Еремей.

— Я очень рад, — ответил он.

Радоваться, если откровенно, ему не хотелось совершенно. Если отбросить мишуру условностей и оставить голую суть, он, Еремей, священник поселения Но-Ом, был под домашним арестом. Хорошо, не совсем арестом, он все-таки может передвигаться по поселению. Хотя и может ли? Ну, как стражники скажут, что караул-де устал, и не соблаговолит ли отец остаться дома?

Проверим. Но потом. Неизвестно, как караул, а он, отец Еремей, устал чрезвычайно. Руки дрожат, поджилки трясутся. И не от страха или смущения, а просто знобит. Рецидив болезни? Очень может быть. С чего это он решил, будто сайрин-лихорадка покинула его навсегда?