Для Войтеха это было весьма убедительным доказательством, что в Праге к нему не расположены. И потому он отговаривался, сколько мог, от возвращения на свою кафедру. Архиепископ Виллигиз доказывал на созванном по этому случаю соборе, что требование чехов справедливо, что было бы грехом одну пражскую церковь оставлять вдовой, когда все другие церкви имеют пастырей. Голос его одержал верх, Войтеху предстояло отправиться снова в Чехию. В том случае, если бы чехи не захотели принять его, он имел право обратиться с проповедью к язычникам; трудиться на этом поприще было давним желанием Войтеха, для этого он выхлопотал себе титул архиепископа провинциального. Так оставил он свой монастырь и примкнул к торжественному шествию Оттона III, возвращавшегося тогда же из Италии. Войтех находился в свите его, имел возможность ближе познакомиться с императором-юношей, а этот почувствовал величайшее уважение к боговдохновенному монаху и открыл ему свое сердце[184]
. «С ним долгое время проводил угодник Божий… и ночью, так же как и днем, оставался его собеседником. Дружество его к императору вызвано было не любовью к мирским выгодам, а надеждою возжечь в нем желание небесных благ… Он поучал императора не придавать особенной важности своему достоинству, советовал чаще приводить себе на память, что он смертен, что красота его обратится в пепел, в тление и пищу червям… что нужно презирать блага настоящей жизни, а стремиться к вечно пребывающим». В Майнце видел Войтех чудный сон. Снилось ему, что он находится у своего брата, оставшегося в живых. Дом был великолепный: крыша и стены его были белы, как снег; здесь были приготовлены два ложа, одно для него, другое для его брата; но первое роскошно убрано, блистало пурпуром и шелком, на изголовье его была надпись: «Это награда тебе от дочери короля». Этот сон растолкован был в том смысле, что дочь короля есть небесная царица, что эта награда есть награда за мученическую смерть. Еще раз имел Войтех с императором продолжительный разговор, в котором открыл ему свои намерения; потом простились они навсегда так трогательно и с такой скорбью, как отец с сыном (в октябре 996 г.).Войтех направился в Польшу, к князю Болеславу, высокому другу и патрону его семейства, у которого нашел защиту и покровительство один из его братьев. Для очищения совести он послал отсюда спросить чешского князя, желает ли он и его подданные принять к себе их епископа. Получен был ответ, что никто его не желает; ответ этот утешил и обрадовал Войтеха. Теперь он чувствовал себя совершенно свободным от всех обязанностей к своей епархии и мог, таким образом, без дальнейшего отлагательства посвятить себя делу, которого давно желала душа его, делу проповеди у язычников. Несколько колебался он только относительно того, где начать проповедь: у лютичей ли, которые недавно стряхнули немецкое иго и отпали от христианства, или у других языческих народов. Политические виды Болеслава клонились на север, к берегам Балтийского моря, где некоторые колена поморян уже были покорены им, другие предполагал он покорить в ближайшее время; в соседстве с ними жил еще не покоренный и не обращенный народ пруссов. Проповедническая деятельность между ними приготовила бы поле для его оружия и политической власти; да и симпатии Войтеха более склонялись к диким племенам, еще не слыхавшим о Христе: он желал трудиться на непочатом поле, искал мученической смерти!