С Болеславом Польским случилось то же самое, что и со всеми крупными лицами древней и средней истории. Государи – образователи общественного порядка, выведшие нацию из тесных границ ее собственной территории, прославившие народ свой военными подвигами, вообще не забываются в потомстве. Но скоро после их смерти, когда широкий план, начертанный ими для будущих поколений, становится не под силу их преемникам, имя их окружается прихотливыми красками народной фантазии и становится достоянием сказки; забываются исторические пределы внешней и внутренней деятельности, и последующие внешние дела и внутренние учреждения нанизываются на основную нить преданий о них. Через несколько поколений к такому имени приурочиваются события, бывшие результатом движения целых эпох; все идеалы нации, возвышенные черты любимых героев и т. п. ставятся в связь или сосредоточиваются на этом лице. В первом национальном историческом памятнике, у Мартина Галла, характер Болеслава приобрел уже черты предания, частью стершие и сгладившие в нем действительные признаки исторического деятеля первой четверти XI века; последующие польские летописцы еще более изукрасили характер Болеслава чертами народного предания. Таким образом, историческое лицо с течением времени покрывается поэтическим колоритом, с которым оно переходит и в область истории; в таких деятелях, ставших предметом сказаний, весьма трудно отыскать черты личные. Уже Галл нашелся вынужденным прибегнуть к риторическим средствам, описывая дела Болеслава. «Кто в состоянии достойно описать его подвиги или сосчитать жестокие битвы с окрестными народами? Не он ли подчинил Моравию и Чехию, завладел в Праге княжеским престолом и посадил на него своего сподручника? Не он ли весьма часто одерживал победы над уграми и подчинил своей власти всю землю их до Дуная? Неукротимых саксов так доблестно усмирил он, что в реке Сале, в середине земли их, вбитыми железными сваями обозначил пределы Польши. Что исчислять его победы и триумфы над неверными племенами, когда известно, что он их попирал ногами!» Если история может отделить исторического Болеслава от того обаятельного, поэтического образа, который создало из него воображение народное, то она обязана в этом отношении одному иностранному источнику: политическую деятельность Болеслава описал его современник Титмар, епископ Межиборский. Восстановить действительные черты довольно трудно и по этому источнику: Титмар описывает дела Болеслава с чувством тяжелой скорби и негодования против него.
Когда Болеслав принял власть, он нашел уже готовым разделение нации на благородных (шляхта, дворянство), оброчных крестьян (кметы) и крепостных, со всеми зависящими отсюда отношениями. Господствующее сословие больших и малых поземельных собственников образовало крепкое зерно нации и было по преимуществу сословием военным, между тем как кметы, если не исключительно, то главнейше, должны были обрабатывать землю и платить им оброк. «Я не решаюсь, – говорит Лелевель, – определить начало, не решаюсь и исследовать, и высказывать предположения о том, каким образом произошло это различие сословий, ибо во всем славянском мире оно заходит в темную, очень отдаленную старину. Довольно того, что эти два сословия образовались во время неблизкое к обращению Польши в христианство». Над обоими этими классами высилась княжеская власть, которая в Польше имеет подобное же происхождение, что и в других славянских землях. В древнейшую пору население представляется раздробленным на мелкие единицы, стремившиеся к обособлению.