Первый день весны

Сьюзен снова качнула головой вперед-назад, словно робот, и, пока она так кивала, начала плакать. Не издавая ни звука. Слезы просто катились из глаз. Она позволила им стекать по ее щекам и капать с подбородка. Никогда раньше я не видела, чтобы кто-нибудь так плакал. Я смотрела и смотрела. Очень странный способ плакать.

— Ужасно скучная книга, правда? — сказала я, указывая на «Таинственный сад».

Сьюзен хлюпнула носом и провела рукавом по лицу.

— Ты читала?

— Мисс Уайт читает нам, если заканчиваем классное задание пораньше. Ненавижу эту книгу. Жутко скучная.

— А мне нравится. В ней красивый сад.

— И еще в ней много грустных людей. Ты никогда не перестанешь быть грустной, если будешь читать такие книги. Тебе нужно читать веселые книги. Тогда ты будешь смеяться.

— Нельзя.

— Можно. Ты можешь читать все что хочешь. Если, конечно, там не ругаются. А в веселых книгах не ругаются. В школьной библиотеке есть книга с шутками.

— Я имею в виду — мне нельзя смеяться.

— Почему?

— Потому что мой младший брат умер.

— А.

Я смотрела, как она вытирает рукавом слезы с лица и сопли с верхней губы.

— Знаешь, ты очень много говоришь о своем мертвом брате.

Быть рядом со Сьюзен было так же тоскливо, как быть рядом с заплесневевшей цветной капустой, и я знала, что мне нужно уйти куда-нибудь еще, пока я не умерла со скуки. Подумала, что могу пойти к Донне и притвориться, будто только что упала на улице перед их воротами, потому что тогда ее мама может дать мне пластырь и накормить завтраком. Донна, несомненно, мой злейший враг, но дома у нее всегда было полным-полно еды и полным-полно лектричества. Я подумала, что если сковырну корочку с одной из ссадин у себя на колене, то кровь польется ручьем, и мамочка Донны не велит мне уходить — ведь я буду вся в крови. Так и сделаю, когда дойду до их ворот.

— Тогда пока, — сказала я.

— Пока, — отозвалась Сьюзен.

Когда я пришла к Донне, ее мамочка разрешила мне сидеть на диване вместе с Донной и ее братьями и смотреть мультики по телику. Дала мне мокрую тряпочку, чтобы приложить к колену, и миску кукурузных хлопьев. Хлопья плавали в густом молоке с комочками сливок, и когда я ела их, чувствовала, как мой желудок булькает: «Пожалуйста, пожалуйста, не надо больше молока!» Но я игнорировала его. Трескала, пока миска не опустела: жевала, глотала и клацала зубами о холодную ложку.

Джулия

Кафе на вокзале называлось «Ту-ту». Я видела, что прежде, чем его назвали «Ту-ту», оно именовалось «Тук-тук» — палочки букв «К» торчали из-под свежей краски. Вот уж не стала бы менять одно нелепое название на другое. Покупая Молли горячий шоколад и три булочки с заварным кремом, я заметила надпись «С днем рождения», тянущуюся поперек витрины, и спросила пожилую женщину за кассой, чей сегодня день рождения. Я была удивлена тем, что спросила об этом. Не вспомнить, когда в последний раз заговаривала с посторонним человеком. Судя по виду, пожилую кассиршу мой вопрос тоже удивил.

— Ничей, — ответила она.

— Тогда почему здесь так сказано? — спросила я.

— А, эта надпись осталась с прошлого лета. То был день рождения нашего кафе. Десятилетний юбилей. А потом так и не дошли руки убрать. К тому же каждый день бывает чей-то день рождения, верно?

Я отсчитывала деньги, не вынимая руку из сумки. Не хотела, чтобы кассирша видела мой кошелек, распухший от денег — всех, какие у меня есть. Она передала мне сдачу и указала на Молли, сидящую за столиком у окна.

— Ваша малышка побывала на войне, а? Как это случилось?

Я оглянулась и увидела, что Молли сняла свое пальто. Загипсованную руку она положила на стол и водила пальцами по рисункам и надписям на гипсе. Я взяла пластиковую тарелку с булочками и пластиковый стаканчик с горячим шоколадом.

— Просто случилось, — ответила я.