Первый день весны

В общем, теперь я знала, что быть мертвым — это не навсегда. Не всегда навсегда. Люди, которые говорили о смерти так, словно это навсегда, — либо лжецы, либо глупцы, потому что я знала двух людей, которые точно-преточно воскресли из мертвых. Один — папа, а второй — Иисус.

* * *

Пока мы с папой шли по улицам, играющих детей вокруг попадалось совсем немного. Я хотела бы, чтобы их было больше, чтобы все видели нас вместе. Папа зашел в магазин, чтобы купить мне бумажный пакет мармеладного ассорти, так что по крайней мере миссис Банти видела нас. Пока он расплачивался, я обхватила его руку и смотрела ей прямо в глаза, отчего она скривила рот в уродливой ухмылке. Затем уронила сдачу в папину ладонь, не прикасаясь к нему, и сказала:

— Сорок пенсов сдачи, сэр.

Миссис Банти сказала это таким голосом, что мне стало понятно: она вовсе не считает его «сэром», она считает, что он — просто «он».

В «Бычьей голове» пахло дымом и пивом, все было липким, а по углам сидели плотно сложенные мужчины и разговаривали прокуренными голосами. Папа поднял меня на высокую круглую табуретку и купил банку газировки.

— Ну, так что ты делала все это время? — спросил он, когда проглотил полпинты пива и рыгнул себе через плечо.

— Много всего, — ответила я. — Много училась. Миссис Банти дает нам слишком мало конфет за бутылки. Меня укусила Донна. А еще умер один маленький мальчик.

— Что?

— Мама говорит, что я должна называть тебя дядей Джимом, — сказала я, потому что сегодня был день, когда я была не той, кто убил Стивена, и я не хотела становиться той, кто его убил.

Папа фыркнул и одним глотком допил пиво. Я гадала, сколько еще он выпьет, и надеялась, что не настолько много, чтобы он начал кричать. У меня были странные обрывки воспоминаний с прошлого раза, когда папа был живым, и эти обрывки пахли пивом и звучали как крик. Я как раз думала о других интересных вещах, которые могла бы рассказать ему, когда к папе подошел один его друг и хлопнул его по плечу, и папа отвернулся от меня, чтобы заговорить с ним. Они говорили много времени, и папа выпил еще много пива. Я выложила мармеладки в ряд на высоком столе, перед которым стояла моя табуретка.

Спустя долгое время папа шатаясь отошел от своих друзей, двинулся мимо столиков и вышел за дверь. Я спрыгнула с табуретки и побежала за ним. Это было почти так, как будто он забыл, что я здесь, — вот только он, конечно, не мог забыть. Ведь лишь ради меня папа вернулся из мертвых. Когда я догнала его, он ухватился за мою руку выше локтя, на ходу спотыкаясь и дергая мою руку так сильно, что мне казалось, будто она вывернется из сустава. Но мне было плевать. Если б он совсем оторвал мне руку и оставил ее себе, я была бы не против. Я бы сказала: «Можешь забрать и все остальное. Вторую руку, обе ноги, туловище, лицо и сердце. Все это для тебя, если тебе нужно».

Когда мы пришли домой, мамы там не было. Мы пробыли дома совсем немного времени, когда в дверь постучали и папа велел мне идти в свою комнату. Я поднялась наверх и улеглась на живот на площадке. Слышала, как мужчина у дверей произнес имя «Стивен», и мой желудок скрутился в узел. Я поползла вперед, тихо и медленно, пока не оказалась на особенном месте, откуда могла видеть человека у двери, но он не мог видеть меня. Это было такое же особенное место, как то, на крыше церкви. Легче понимать, что говорят люди, когда видишь их губы. Человек, стоявший у нас на крыльце, оказался полицейским.

— Я надеялся поговорить с… Кристиной?.. С Кристиной Бэнкс. Это ваша дочь, мистер Бэнкс?

— Нет.

— Вот как?

— Я ее дядя.

— А, понимаю. Извините, я…

— Зачем вам говорить с Кристиной? Ей всего восемь лет.

— Мы беседуем со всеми детьми в районе. Это часть нашего расследования по поводу смерти Стивена Митчелла.

— Напрасная трата времени — разговаривать с детьми.

— Кристина дома, мистер Бэнкс? У меня к ней всего несколько вопросов, это не займет много времени.

— Нет.

— Но нам очень важно, чтобы…

— Ее нет дома.

— Вот как? Где же она?

— Мама увезла ее.

— Увезла? Надолго?

— Не знаю. Может, на неделю, может, на год. Никогда не знаешь, что сделает мама Крисси.

— А, понятно…

Полицейский достал из кармана блокнот и что-то записал. Я решила, что, наверное, что-то вроде «Крисси нет дома».

— Вы не знаете, была ли Кристина дома двадцатого марта, мистер Бэнкс? Примерно в это время?

— Не знаю. Я был в местах не столь отдаленных.

— Ясно.

— Не думаю, что она была дома. Крисси и ее мать часто куда-нибудь ездят. Это было на школьных каникулах?

— Нет, но в выходной. В субботу.

— А, значит, ее точно не было дома. Они ездили к ее сестре.

— У вас есть еще одна сестра?

— Это у моей дочери есть двоюродная сестра, дочь моего брата. Она живет со своей матерью.

— Понятно. Могу я узнать имя вашей невестки?

В этот момент по улице проехала очень шумная машина, и я не слышала, что сказал папа. Мне показалось, он сказал «Элисон» или «Эбигейл», а может быть, «Аннабель» или «Анжела». Какое-то такое имя.

— А где она живет? — спросил полицейский.

— Не знаю. Никогда не интересовался.

— Где-то поблизости?