Первый день весны

— Да. Не ходи туда. Если буду нужна, позови. Хорошо?

— Да.

— Запястье не болит?

— Нет, — ответила Молли. Она посмотрела на гипс и потерла пальцем неразборчивую надпись. — Это написала Рози. Тут сказано: «Выздоравливай скорее, Молли».

— Глупо писать такое. Ты же здорова.

— Но мое запястье нездорово.

— Не ходи в кухню, ладно? Если понадоблюсь, позови. Я услышу.

— Хорошо.

Я коснулась рукой ее пробора — ярко-белой линии. Вспомнила, как это делала мама: ее ладонь на моей голове, произнесенная шепотом молитва: «Отче, защити меня. Боже, сохрани меня…» Эти слова были сказаны перед тем, как мама пыталась отдать меня на удочерение, и она повторила их в другой раз, когда пыталась избавиться от меня. Я не особо обратила тогда внимание на эти слова. Это были слова молитвы, слова Иисуса, брошенные в угол вместе с занудными речами викария и ворчанием миссис Банти. Я подумала о них, когда ощутила ладонью теплые волосы Молли. Мама просила бога защитить ее. Она могла бы попросить защитить меня или нас обеих, и для этого понадобилось бы произнести ровно столько же слов. Но она так этого и не сделала.

Крисси

Полицейские снова пришли к нам на следующий день. Они позвонили в дверь с раннего утра, когда я еще была одета в ночнушку. Накануне вечером вернулась домой поздно, потому что долго-долго лежала под стеной для стоек на руках и ждала, когда мама придет и найдет меня. Она так и не пришла, однако оставила входную дверь незапертой и даже заклинила ее, чтобы не захлопнулась, поэтому мне не пришлось лезть через кухонное окно. Если подумать, на самом деле это даже почти лучше, чем если б она пошла меня искать.

Полицейский был тот же самый, кто говорил с папой, но на этот раз пришел с другом — тот оказался меньше ростом, но ботинки у него блестели ярче. Я ощутила трепет в животе, когда открыла дверь и увидела их серебряные пуговицы. Чувствовала себя так, словно стояла посреди темной сцены, и вдруг кто-то включил все прожекторы. Они спросили, дома ли мама, и я ответила, что она спит наверху, и это могло быть правдой, а могло быть неправдой. Они спросили, могу ли я разбудить ее, и я сказала, что не могу, потому что она болеет, и это уж точно было неправдой. Полицейский повыше вздохнул и собрался уходить. Я хотела, чтобы они остались. Хотела снова почувствовать то же лимонадное щекотание, которое ощущала в библиотечном уголке. Мои дни были долгими и пустыми, и мне совершенно нечего было делать.

— Вы ищете того, кто убил Стивена, правильно? — спросила я, прислонясь к дверному косяку. Полицейский повыше обернулся. — Я видела его. В тот день, когда он умер. Только что вспомнила. Видела его вместе с Донной. Они шли в сторону переулка.

Полицейские переглянулись; тот, что пониже, достал свой блокнот, пролистал его и показал тому, что повыше, запись. Я подумала, что это могут быть те заметки, которые сделал ПК Вудс, когда те другие полицейские разговаривали со мной в школе, но потом вспомнила, что те заметки отправились в мусорную корзину. Эти полицейские не знали, что кто-то говорил со мной раньше. Люди постоянно забывали меня, и это было не очень хорошо.

— Донна Невисон? — спросил высокий.

— Да, она учится в моем классе, — подтвердила я. — И живет на Конвей-роуд. У них дом с зеленой дверью.

— Где ты видела их?

— Они шли вверх по дороге. Ближе к концу, там, где она ведет к переулку.

— Ты уверена, что это была она?

— Мне кажется, да. Это была девочка с желтыми волосами.

Я решила, что если я это скажу, то когда они поймут, что Донна тут ни при чем, то могут обратить внимание на Бетти, потому что у нее тоже желтые волосы, и ее я тоже не очень-то люблю. Я гадала, не обнаружат ли они в конце концов, что это Донна убила Стивена, и не увезут ли ее прямо в тюрьму, а потом вспомнила. На этот раз воспоминание походило на шарик, который надули, а потом проткнули, так что воздух вышел наружу с громким шипением. Впервые мне вроде как захотелось, чтобы это Донна убила Стивена, а вовсе не я. Мне было все труднее и труднее не помнить, а когда я пыталась, то воспоминание все равно падало на меня дождем или тенью. Меня утомляло отсутствие дней «не помню».

Полицейские снова переглянулись и как будто сказали что-то друг другу взглядами. Я не знала, что они говорят. Высокий пошел прочь по дорожке и вышел за ворота, но низкий остался стоять на крыльце, засовывая блокнот во внутренний карман.

— Ты часто уезжаешь к своей тете, Крисси? — спросил он.

— Да, — ответила я.

— Где она живет?

— Не знаю.

— Это близко отсюда?

— Нет. Где-то у моря.

— Ты иногда пропускаешь школу, когда уезжаешь к ней?

— Да.

— Ты была в школе, когда туда приходили наши офицеры?

— Какие офицеры? — переспросила я.

Вроде как знала ответ, но хотела задержать его здесь так надолго, как только смогу.

Он улыбнулся.

— Офицеры — это полицейские. Такие же, как мы.

— А-а-а, — отозвалась я. — Нет, кажется. Меня там не было.