Первый день весны

Я здесь, я здесь, я здесь. Вы меня не забудете.

С улиц доносился раскатистый шум, который становился тем громче, чем ближе мы подходили: множество шагов по мостовой, скандирующие что-то голоса. Наверху Марнер-стрит мы увидели: толпа мамочек, пап и детей шла, держа высоко над головами плакаты. На плакатах было написано всякое разное, вроде такого:

СДЕЛАЙТЕ НАШИ УЛИЦЫ СНОВА БЕЗОПАСНЫМИ! СПАСИТЕ НАШ ГОРОД, СПАСИТЕ НАШИХ МАЛЫШЕЙ!

Плакаты были написаны огромными буквами на простынях и развернутых коробках из-под хлопьев. Когда толпа подошла совсем близко, я увидела впереди мамочку Стивена. Ее держала под руку мамочка Бетти, а к груди она прижимала фотографию Стивена. Я видела, что мамочка Бетти довольна тем, что это она идет впереди всех вместе с мамочкой Стивена. Она плакала теми слезами, которыми плачут только потому, что на тебя смотрят люди и ты хочешь, чтобы все видели твой плач. Мамочка Стивена не плакала. Сегодня у нее на ногах были туфли. Я задумалась: по-прежнему ли у нее на кухне лежит тухлое мясо?

Толпа дошла до верха улицы, и мы с Линдой оказались затянуты в самую середину. Все скандировали:

— Найдите убийцу, посадите его, пусть заплатит за кровь Стивена!

Я присоединились к этим крикам. Кричала так громко, что у меня заболело горло. Мужчина, шедший рядом со мной, дал мне плакат, написанный крупными буквами на развернутой коробке, и поднял меня к себе на плечи. Я держала плакат высоко над головой и кричала вместе с ветром. «Найдите убийцу, посадите его, пусть заплатит за кровь Стивена». Мой плакат гласил:

ОКО ЗА ОКО, ЗУБ ЗА ЗУБ!

Когда мы дошли до дома Вики, все зашли внутрь. Мы с Линдой оказались в задней части толпы и не успели протолкаться вперед, чтобы войти вместе с остальными. К тому времени как мы подошли к воротам сада, входная дверь уже была закрыта. Я пошла по дорожке, чтобы постучаться, но Линда потянула меня назад.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Стучусь, — ответила я.

— Зачем?

— Потому что хочу войти.

— Нельзя, нас же не пригласили.

— А мне плевать.

— Нельзя входить туда, куда тебя не приглашали.

— Кто это сказал?

— Мама.

Я закатила глаза под самый лоб.

— Честное слово, Линда, твоя мама — не бог, знаешь ли.

Я все же дошла до конца дорожки и очень громко постучалась в дверь дома. Мамочка Вики открыла дверь, держа в руках кувшин с соком; лицо у нее было взволнованное.

— Что такое? — спросила она.

— Вы нас оставили и ушли, — сказала я.

— Что?

— Мы тоже участвовали в марше. Все остальные вошли сюда, а нас оставили. Случайно.

— Сомневаюсь, что так и было. — Она нахмурилась.

— Ладно, не беспокойтесь. Мы же пришли.

Я шагнула вперед, так что ей пришлось посторониться и пропустить меня, а Линда потащилась вслед за мной, глядя в пол. Все были в гостиной; мамочки сидели на диванах и креслах, а дети сгрудились у окна. Когда мы вошли, все мамочки оглянулись на нас. Мамочка Донны сказала:

— О, привет вам обеим.

А мамочка Вики сказала:

— Только что пришли.

А миссис Харольд сказала:

— Рада видеть вас, девочки; входите и угощайтесь чем-нибудь.

У мамочки Вики вид сделался такой, словно она сейчас закричит.

Это определенно была хорошая идея — прийти сюда. Мамочка Вики разложила на столе в углу кексы, сосиски в тесте и сэндвичи с солониной и расставила стаканы с лимонадом. Это было одно из лучших угощений, которые я когда-либо видела; оно было похоже на то, что когда-то устраивала мамочка Стивена на дни рождения Стивена и Сьюзен. Я неожиданно подумала, что если мамочка Стивена так и не перестанет горевать из-за его смерти, то она может никогда больше не устроить угощение в честь дня рождения Сьюзен. Никогда прежде не думала об этом. Это заставило меня очень сильно рассердиться. Я наложила на тарелку столько угощений, что мамочка Вики похлопала меня по плечу и сказала, чтобы я не была такой жадной, а потом мы с Линдой уселись на пол вместе с другими детьми и стали есть угощения и пить лимонад. Мамочка Стивена сидела на диване между мамочкой Вики и мамочкой Донны. Как раз тогда, когда я посмотрела на них, мамочка Вики погладила ее по руке и сказала:

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? Ты такая стойкая!

— Да, — согласилась мамочка Донны, отставляя свою чашку так резко, что та едва не опрокинулась, и обнимая вытянутой рукой мамочку Стивена. — Бедная ты, бедная, какой же тяжелый день!

Мамочка Стивена кивнула и сказала:

— М-м-м, — и вид у нее был такой, словно она хочет ударить их.