Первый день весны

— Не могу, — ответила Линда. — Уже почти темно. Мама будет ждать меня дома.

Я ухватила большим и указательным пальцем складку кожи на ее руке и ущипнула.

— «Мама будет ждать меня», — передразнила я тонким голосом. Но Линда продолжала идти, потирая руку.

— Иногда ты не очень хорошая подруга, Крисси, — сказала она.

Я смотрела, как уголки ее губ опускаются, образуя крошечные грустные морщинки.

— Но я твоя лучшая подруга, — напомнила я.

Она потерла глаза кулаками с таким видом, будто была не особо в этом уверена. Мое сердце слегка трепыхнулось.

— Ты моя лучшая подруга, — продолжила я. — Ты всегда моя лучшая подруга. А я хорошая лучшая подруга, честное слово. Лучше, чем все остальные. Я всегда делаю все, чтобы другие люди тебя не обижали. И вообще, никто больше не хочет быть твоей лучшей подругой. Значит, я все-таки твоя лучшая подруга, верно?

— Да, — ответила Линда. Голос ее звучал немного устало.

Придя домой, я позвала папу. Надеялась, что он сидит на диване и пьет пиво. Но его не было. Подумала, что он, наверное, снова умер. Я скучала по нему, и от этого у меня внутри словно образовалась дымящаяся дыра: маленькая, круглая, черная по краям.

В ванной я открыла воду и стала наполнять ванну. Вода текла брызжущей во все стороны горячей струей, бурой от ржавчины. Пар, поднимающийся над ней, оседал капельками на моем лице, и я стянула платье, но снимать трусы не стала. Когда залезла в ванну, кожу закололо от жара. Я терла обмылком руки и ноги, и грязные потеки извивались в пене подобно червякам в молоке. Окунувшись в воду, я сняла трусы, потерла их мылом, прополоскала и повесила на край ванны сохнуть. Волосы свалялись на концах, поэтому я намочила их и попыталась разодрать самые страшные колтуны.

Вымывшись, села и обхватила ноги руками. Прижалась ртом к колену — давила все сильнее и сильнее, пока не ощутила, что губы проминаются под зубами, словно пластилин. Как раз тогда, когда мне показалось, что зубы сейчас пройдут насквозь и клацнут о коленную кость, я услышала за дверью ванной скрип половиц. Выбравшись из ванны, приоткрыла дверь. На лестничной площадке, возле своей комнаты, стояла мама. Я приоткрыла дверь шире и встала в проеме, расставив ноги. Мама окинула меня взглядом.

— Где папа? — спросила я.

— Его нет дома.

— А где он?

— Не знаю.

— А когда он вернется?

— Зачем он тебе?

Я взяла полотенце и обернула его вокруг плеч. Иногда мама говорила что-нибудь просто для того, чтобы подловить меня и получить повод покричать. Я вгляделась в ее лицо, чтобы проверить, не так ли в этот раз. Вроде нет. Когда она меня подлавливала, губы ее кривились вбок, образуя темную складку возле одной ноздри. Но не сейчас. Ее губы поджаты, а между бровями легли морщины.

— Просто нужен, — ответила я.

— У тебя есть я, — напомнила она.

В ее словах не было никакого смысла. Это все равно что сказать: «Мне не нужна зубная щетка, потому что у меня есть веточка» или «Мне не нужно одеяло, потому что у меня есть лист фольги». Это не одно и то же: я хотела того, в чем нуждалась, а то, что имела, было намного, намного хуже.

— Ты мне не нужна, — сказала я. — Мне нужен он.

Мама сглотнула, и кожа между ее плечами и шеей натянулась туго-туго; на секунду мне показалось, будто она сейчас закричит.

— Крисси, — произнесла она, — тот мальчик…

Сердце застучало у меня в самой глотке. Не тиканье. Слишком быстро для тиканья. Фоп-фоп-фоп, словно трепет бабочкиных крыльев. Мышцы превратились в сосульки.

— Да, — отозвалась я.

— Ты… — сказала мама. Я думала, она продолжит: «Ты знала его?» или «Ты играла с ним?» или даже «Ты убила его?» — но она не продолжила. Просто смотрела на меня. Зубы ее были стиснуты, и что-то подергивалось на челюсти, словно насекомое, застрявшее под кожей. Потом она попятилась в свою комнату и закрыла дверь.

Джулия

Мама стояла в кухне у раковины. Кухня узкая, в дальнем конце стол и два стула. Я открыла один из шкафов, висящих над разделочной столешницей, ожидая увидеть пустые полки. Упаковки сухих хлебцев были сложены стопками шириной в мою вытянутую руку. Три картонные упаковки яиц стояли одна поверх другой.

— Значит, теперь ты покупаешь еду, — заметила я. — Теперь, когда живешь одна…

— Хочешь выпить? — спросила она, сняла с полки высокий стакан и плеснула в него на дюйм янтарной жидкости.

— Не пью.

Она осушила стакан одним глотком.

— Почему?

— У меня Молли.

Мама нахмурилась, словно не считала эту причину достаточно веской, потом налила себе еще, отнесла стакан на стол и села спиной ко мне. Я один за другим открыла остальные шкафы. Мне было, в общем-то, все равно, что в них, я почти не смотрела и почти не видела, но хотела, чтобы она слышала, как я их открываю. Хотела, чтобы она почувствовала, как я сжимаю руки вокруг ее внутренностей.

Когда я села напротив нее, мама не подняла взгляда. Невероятно маленькая и сгорбленная внутри своего объемного халата…

— Это сюда ты переехала после того, как мы в последний раз виделись? — спросила я.

— Да. И прожила здесь пять лет.

— Почему ты вернулась сюда?