Первый день весны

Зашла за Линдой, и мы пошли вверх по холму, поиграть на площадке, а драже погромыхивали в тубе у меня в кармане.

— Что это за звук? — спросила Линда.

— Не скажу, — ответила я, вертя на языке сладкую оболочку тайны.

На игровой площадке уже были Уильям, Ричард и Пола. Уильям и Ричард кидали камешки в дерево, а Пола ела траву.

— Смотрите, что мама дала мне утром, — сказала я, показывая им картонную тубу. Ричард цыкнул сквозь зубы.

— И ничего особенного. Мама все время дает мне такие. Кучу конфет.

Я знала, что это правда, потому что он был толстый, но все равно пнула его в лодыжку. Ричард засмеялся и заковылял к карусели, которая издала визгливый скрип, когда он запрыгнул на нее.

— Дай нам по одной, — сказал Уильям. Он протянул руку, и Пола повторила его жест.

— А ты хочешь? — спросила я у Линды. Она кивнула и тоже протянула руку. Я смотрела на короткий ряд ладоней — две большие, одна маленькая — и на три лица, полных предвкушения. — Ну и не получите, — фыркнула я и убежала к ограде, чтобы сесть на нее. Я знала, что они последуют за мной.

— Это нечестно! — заявил Уильям, когда догнал меня. Он пнул ворота. — Я же с тобой делился!

— Не делился никогда!

— Делился. Я дал тебе кусок пирога, забыла?

— Только потому, что я разрешила тебе сунуть руку в мои трусы, — ответила я. Уши у него стали цвета ветчины.

— Ты разрешила ему что? — спросила Линда.

— Ты слышала, — ответила я.

Уильям снова пнул ворота — с такой силой, что мне показалось, будто я различила хруст пальцев на ноге. Пола улыбнулась и потянулась к драже.

— Нет, ты их не получишь, — сказала я, села на ограду и открыла тубу. Уильям попытался утащить Полу прочь, но она взвизгнула и указала пальцем на конфеты. Он поднял ее на руки и понес к карусели. Линда села рядом со мной.

— Дай мне только одну. Я же твоя лучшая подруга.

— Отстань. Мама дала их только мне и сказала, чтобы я ими больше ни с кем не делилась.

— Врешь! Она не могла такого сказать. Мамы никогда не велят не делиться.

— А моя велела. Они только для меня.

— Если ты не дашь мне конфетку, я не позову тебя к себе на праздник.

— А я все равно не хотела идти. У тебя все праздники дурацкие.

Линда ущипнула меня. Я в ответ хлопнула ее по щеке. Она убежала прочь, крича через плечо:

— Ты мне больше не лучшая подруга, Крисси Бэнкс!

Мне было плевать. Праздники у Линды действительно были дурацкими, потому что ее мамочка считала, будто игра в «Море волнуется раз» слишком глупая, а «Займи стул»[15] слишком шумная и опасная. Единственное развлечение, которое Линдина мамочка считала подходящим, — это раскраски, а раскраски — это совсем не по-праздничному. Так что я сказала чистую правду насчет того, что праздники у Линды всегда были дурацкие, пусть знает.

И вообще, чтобы она раздружилась со мной, нужно нечто куда более серьезное, чем какое-то шоколадное драже.

Пока остальные играли на карусели, я встряхнула упаковку с конфетами, слушая, как они погромыхивают внутри. Конфеты отличались от изображения на тубе — оказались меньше и все одинакового сероватого цвета. И припорошены чем-то вроде пудры. Когда я положила одну конфетку в рот и раздавила зубами, она хрустнула, и по языку растекся мучнистый клей. Я подумала, что мама, наверное, купила их сто лет назад, забыла отдать мне и держала в шкафу так долго, что шоколад внутри разложился. Линда смотрела на меня с карусели, крепко сжав челюсти, поэтому я раскусила еще две конфетки. Желудок заныл.

Я съела половину драже в тубе. Их было проще есть, если задрать голову к небу и глотать целиком, но иногда они застревали в горле. Я старалась кашлять тихо, чтобы Линда, Уильям и Ричард не заметили (Пола не замечала ничего вообще — она была слишком занята поеданием одуванчиков). Если б они не смотрели на меня, я выбросила бы все конфеты в урну, но они смотрели и смотрели, и потому я все ела и ела. Когда у меня не осталось больше слюны, чтобы глотать конфеты, я сунула тубу в карман и побежала к карусели. Линда повернулась ко мне спиной, но остальные забыли о том, что должны дуться на меня. Пола прижалась лицом к моей ноге и измазала соплями подол платья. Ричард раскрутил карусель, и я закрыла глаза, стараясь не думать о шевелении у меня в животе и о горьком привкусе во рту. Я решила, что когда в следующий раз буду выбирать конфеты, не выберу шоколадное драже. Больше никогда в жизни не притронусь к шоколадному драже.

Ричард довольно быстро устал крутить карусель, но никто другой не хотел этого делать, поэтому все пошли к брусьям. Мы с Линдой сели на землю, а Уильям и Ричард стали соревноваться, кто дольше провисит вниз головой. Я хотела присоединиться к ним, потому что лучше всех умела висеть вниз головой, но когда встала, весь мир закружился перед глазами. Я прижалась лицом к опоре брусьев, металл под щекой холодил.

— Ты в порядке? — спросила Линда. — Вид у тебя какой-то странный. И лицо неправильного цвета.