Первый день весны

Только один человек в жизни Крисси любил ее обычно, буднично, как любят соль или солнечный свет. Линда не умела завязывать шнурки или определять время, но она была самой одаренной в том, что касалось любви, верности; она умела давать все и не ожидать ничего взамен. Той, кого мне нужно было повидать прежде, чем я потеряю Молли и все прекратится. Я знала это, потому что больше не чувствовала голода. И дело не только в пироге, шоколадном мороженом и хлопьях с молоком. Дело в самой Линде.

— Спасибо, — сказала она, катая кукольную голову между пальцами. — Я не знала, говорить тебе это или нет — а вдруг ты почувствуешь себя от этого неловко? Но я хочу, чтобы ты знала: мы всегда молились за тебя. Мы с Китом всегда за тебя молились. Он знает о тебе; просто не знает, что сейчас у нас дома ты, как бы глупо это ни звучало. После того как мы молились за своих родных и за всех знакомых, которым нужна помощь Господа, мы молились и о тебе.

— А мы теперь поедем домой? — громко спросила Молли.

— Да, поедем, — ответила я ей и снова обратилась к Линде: — Спасибо. И мне вовсе не неловко. Ты очень добра.

— У меня нет ничего для «покажи-и-расскажи», — пожаловалась Молли.

— Неважно, — ответила я.

— Нужно хоть что-нибудь.

— «Покажи-и-расскажи», да, Молли? — спросила Линда. — Кажется, у меня есть кое-что. Все равно собиралась отдать твоей маме… Хорошо, что напомнила.

— Ей ничего не нужно, — сказала я.

— А что там такое? — спросила Молли.

Линда вошла в дом и поднялась наверх.

— Это действительно не так уж важно, — пробормотала я, обращаясь к Молли.

— Для «покажи-и-расскажи», — упрямо пробормотала она в ответ.

Линда вернулась быстрее, чем я ожидала. Я была потрясена тем, как быстро ей удается найти что-нибудь в доме, который представляет собой бурлящий, клокочущий хаос. Она вложила в ладонь Молли стеклянный шарик размером с леденец. Солнце отражалось от его поверхности, играя всеми красками мира.

— Твоим одноклассникам понравится, когда они увидят это, как ты считаешь? — спросила Линда. Она не смотрела на меня. Молли переложила шарик из одной руки в другую.

— Просто стеклянный шарик? — спросила она.

— Очень особенный стеклянный шарик, — возразила Линда.

— Почему?

— Потому что когда-то он принадлежал твоей маме.

— Он делает что-то особенное?

— Ну… нет. Но он очень красивый.

— А больше у вас ничего нет?

— Я и не думала, что ты его сохранила, — сказала я Линде.

— Конечно, сохранила, — ответила она. Посмотрела на шарик в раскрытой ладони Молли, потом устремила взгляд в землю. — Это частица тебя, понимаешь? Он помогал мне. Помогал, когда я скучала.

Я почувствовала, как натянулась та нить, которая соединяла нас всю нашу жизнь — даже последние семнадцать лет, проведенных врозь. Я шагнула вперед и обняла Линду. Она была теплая и широкая и обхватила меня в ответ так крепко, что мне показалось, будто мы сейчас сольемся воедино. Когда она разжала руки, я повернулась и пошла по садовой дорожке к воротам. Линда стояла в дверях, и Майки подошел к ней и ухватился за ее ногу, а она стояла, высокая и крепкая, словно маяк. Не знаю, почему мне на ум пришло именно это сравнение, но оно показалось мне верным. Маяк.

* * *

В поезде Молли съела сэндвич длиной в свою руку и уснула, положив голову на обертку от него. Я не видела ее лица, только темные волосы. Чувствовала себя усталой вплоть до крошечных капилляров в кончиках пальцев, но не могла уснуть; меня подташнивало от того, что я ехала спиной вперед. Но пересаживаться я не стала. Сидеть рядом с Молли — значило ощущать тепло ее тела, проникающее под кожу, и от этого предстоящая разлука стала бы еще более болезненной. К концу недели она, наверное, уже будет жить в просторном доме какой-нибудь бесплодной четы и зарабатывать звездочки за то, что ест овощи и делает домашнее задание. Я подумала, что, наверное, смогу написать письмо ее новым родителям: рассказать им о том, какие книги она читает, какие телевизионные передачи любит, как сильно хочет праздничное платье. Они смогут отвести ее в универмаг и купить ей это платье, смогут сфотографировать, как она стоит на крыльце их дома в атласном наряде с рюшами. Все это легко сделать, если не приходится хранить в памяти бледные неподвижные ноги, торчащие из-под красно-белой клетчатой юбки.

Мое будущее тоже предопределено. Я буду арестована за нарушение судебного постановления и, если меня не отправят в тюрьму, покончу с собой. Еще одно неизменное решение: без Молли у меня нет выбора. Я сделаю это до того, как смогу испытать ужас, до возвращения в нашу квартиру. Комнаты наполнены Молли: отметки ее роста на дверном косяке, ее запах на простынях… Я не смогу ходить по этим комнатам в одиночестве. Вместо этого предпочту покончить с жизнью.