Мужчина подмигнул, а генерал выгнулся в болезненном вдохе – кровь остыла, и сердце снова завелось, прострелив все мышцы судорогами.
– Я думал, ты более достойное поколение воспитаешь, друг. Охотники же ни к черту. Щенков топить сложнее, чем перебить это бледное подобие настоящих охотников. Хотя сынуля живуч.
Он поднял Васю за шиворот и пару раз мотнул его туда-сюда – охотник безвольно висел в воздухе, с голой кости стекали тонкие струи крови.
– Мне кажется, есть в нем что-то от тараканов.
– Отпусти сына, – процедил сквозь зубы Марсель.
Впервые в его голосе скользнула злость.
– А, то есть так, да? – Григорий изумленно поднял брови. – А моего сына почему не отпустил?! – завопил он настолько громко, что тряхнуло кроны деревьев: его голос взрывной волной прошел через всех и все.
Наступившая после тишина болезненно звенела, пока Григорий не заговорил вновь, резко, взволнованно, с прыгающими интонациями – он говорил то быстро, то медленно, то громыхая низким басом, то взвизгивая.
– Умоляй. Встань на колени, точно! Ха-ха-ха, может кто-нибудь представить себе Николая Марселя на коленях, а? Ха, это же как летающие пингвины, или… или… О, или говорящая рыба!
Он хохотал, утирая выступившие слезы и заливаясь смехом вновь, все так же держа полковника за шиворот. Но смех резко прекратился.
– Что… Что ты делаешь, черт возьми?!
– Отпусти его, – медленно проговорил генерал, стоя на коленях.
– О-о-о, это надо сфотографировать! Какая неудача, забыл камеру. – Григорий смахнул несуществующую слезу. – В чем ты пытаешься меня убедить, ублюдок? Я прекрасно тебя знаю, и в тебе нет ни капли сострадания.
– Умоляю, Гриша, отпусти сына. – Марсель склонил голову.
– Ты пытаешься ослабить мое внимание? – Мужчина оглянулся. – Кто-то пришел вам, червям, на помощь?
– Нам никто не поможет, и ты это знаешь, – хрипло проговорил генерал. – Прошу, отпусти его. Не убивай моего сына.
– Николай Феликсович Марсель, – удивленно выдохнул Григорий. – Если бы я не знал тебя как облупленного, подумал бы, что… Ладно, хватит хныкать, смотреть противно.
Он мотнул рукой в сторону, отшвырнув Василия на несколько метров. Тот рухнул между могил, ударившись головой об острую ограду одного из участков.
– А у него много крови, знаешь, – хмыкнул мужчина и притворно одобрительно закивал. – Это он в тебя.
– Я. Перед. Тобой. На. Коленях.
– Да, миленько. Ты из-за сынули, что ли, обиделся? Ну, друг, я же случайно, кто знал, что он настолько невезучий, ну.
– Я тебя умолял.
Марсель медленно встал, не поднимая головы.
– Хватит причитать, Марсель, что ты как баба!
Генерал дернул плечом, что-то скользнуло по его руке под тканью: вынырнув из рукава, в ладонь легла гладкая рукоять хлыста. Одно короткое движение, один резкий щелчок, и молниеносно мелькнувшее жало охватило шею Григория. Охотник дернул на себя, и фиолетовоглазый, не удержав равновесие, упал на одно колено. Коротко зарычав, мужчина сдернул оковы, но тут же последовал новый щелчок – хлыст полоснул его по лицу, оставив длинную глубокую рану на виске.
– Ты смеешь быть недовольным? – изумленно прошипел Григорий.
– Это мой сын, – хрипло процедил генерал, нанеся еще один удар: хлыст оставил глубокую отметину на плече.
– Твой сын?! ТВОЙ СЫН?!
Григорий выгнулся и одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние, напрыгнув на генерала. Он прижал его к разбитому надгробному камню и, сев сверху, ударил того в лицо. Потом снова. И снова.
– Я дал твоему сыну пожить, Марсель, – вопил он, нанося удар за ударом. – Ему за тридцать, он жил, слышишь?! И это я ему позволил, я! Почему не ценишь мое великодушие?!
Марсель блокировал один из ударов – но Григорий схватил его руку и сжал, превратив кости в груду осколков, смешанных с рваной плотью. Когда генерал взвыл от боли, Григорий захохотал, запустив пальцы в кровавое месиво, оставшееся от его руки.
– А сколько дал ты пожить моему мальчику? А, Марсель, сколько дал ты ему пожить?! Ему исполнилось бы десять. Десять лет.
Григорий вдруг замер, глядя куда-то сквозь генерала.
– Десять лет, слышишь? Я купил ему железную дорогу, мы собрали бы ее вместе – я и мой мальчик. Но его забрали. Маршал сказал, что именно в моем сыне заключен успешный результат эксперимента, а на самом деле? А что на самом деле, Колька? Не было в нем ничего. А они искали. Как думаешь, – его взгляд резко сфокусировался на лице Марселя, – каково это – слышать, как твоему ребенку выдирают глаза? Я видел, как его вскрывали, – живого, мой мальчик был живой, ему не давали даже уснуть, все искали – где же, где же их результаты. Ведь тесты показали, что с ним, именно с ним все получилось. Но мы же знаем, кто на самом деле взрастил чудовище, да, генерал?
Марсель попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь мокрый хрип.
– Что, друг, что? Скажи мне на ухо, давай.
Григорий склонился к генералу и похлопал его по плечу:
– Давай, говори, дружище.
Марсель с трудом выдохнул слова.
– Ты врешь! Нет, я не верю. – Мужчина погрозил ему испачканным в крови пальцем. – Я не куплюсь на твою ложь, ха-ха, ну уж нет.
Генерал издал слабый крик, глядя за спину Григория.