- Война скоро закончится, и мы все отправимся по домам. Ты, я и ребёнок.
- Я слышу об этом с тех пор, как попала сюда. Максимум две-три недели! И что? Прошло столько месяцев...
Слухи о том, что война скоро закончится, действительно циркулировали как в мужских, так и женских бараках. Но вся беда состояла в том, что они никак не хотели оправдываться.
- К тому же я не хочу этого ребёнка. Я уже его ненавижу. Ты знаешь, кто его отец? Похотливая немецкая свинья!
Фриде закусила губу.
- Ты полюбишь его, как только он родится, - уверенно проговорила она. - По-другому и быть не может. Ребёнка нельзя не любить. Я вырастила дюжину братьев и сестёр, и хотела бы иметь столько же своих детей.
- Какая теперь-то разница? - я почувствовала, как меня накрывает смертельная усталость. - Либо его убьют сразу, либо он останется со мной и умрёт с голоду. В любом случае мне некого будет любить. Здесь вообще некого любить.
- Здесь - нет. Но очень скоро все мы окажемся на свободе. Это всё изменит. Полностью.
- Не верь слухам, - посоветовала я. - Тогда каждый последующий день не будет таким уж большим разочарованием. Наши перспективы видны невооружённым взглядом. Ты права только в одном: война закончится. Только не так скоро, и нам вряд ли удастся увидеть, чем именно.
- Скорее, чем ты думаешь, - резко возразила Фриде. - Запомни то, что я тебе скажу: постарайся продержаться до 27-го января, и нас всех освободят.
- Кто освободит?
- Советская армия. Солдаты со звездами на фуражках.
- Немцы их жутко боятся..., - вспомнила я.
- И правильно делают. Война закончится очень скоро. Акт о безоговорочной капитуляции Германии будет подписан 7 мая 1945 года. К тому времени мы все уже будем свободны.
- А Гитлер?
- Он застрелится у себя в бункере в Берлине.
- А Гесс?
- Его будут судить и посадят в тюрьму до конца его дней. Он умрёт глубоким стариком.
- А Мендель?
- Её повесят.
Я и дальше называла знакомые имена и получала подробные разъяснения о том, как кто кончит. Не скрою, это было приятно.
- Наступит время, когда все фонарные столбы будут увешены телами немецких солдат. Одно упоминание, что ты - немец по национальности будет проливать на репутацию несмываемое пятно всеобщего презрения и ненависти. Третий Рейх рухнет, а эти стены останутся стоять, и люди будут приходить сюда толпами, чтобы им пересказывали наши истории. Твою, мою и таких, как мы. Тех, кому удалось выжить и тех, кому нет. О нас будут помнить спустя даже сто лет!
- Но откуда, откуда тебе это известно? - допытывалась я.
Фриде замолчала. Потом снова заговорила:
- У меня есть тайна. С некоторых пор я живу как бы двойной жизнью. Это началось с тех самых пор, как меня запихнули в поезд. Когда нас привезли сюда, мне уже было кое-что известно об этом месте. Далеко не всё, но я хотя бы понимала, с чем столкнулась и по каким правилам следует играть, чтобы выжить. Что нужно делать, а чего лучше избегать. Иногда я как будто отключаюсь. Меня уносит в другой мир - мир будущего, где нет войны, где у меня снова есть семья, и все мы дружно живём в Брюсселе, в небольшой квартирке на улице Тиммерманс, в доме номер 5. Мы переехали туда совсем недавно - вещи ещё стоят не распакованными в коробках, и я беременна. У меня будет ребёнок, понимаешь? Ребёнок! И я знаю, как его назову... Этьенн... Я назову его Этьенном...
- Разве такое возможно? Всё это выдумки..., - сказала я, но она меня перебила.
- Я тоже не всё сразу поняла. Я училась, раз за разом узнавая что-то новое. Я научилась откликаться на новое имя - Селестина. Селестина Леду.
Я вспомнила испуганные глаза, ничего не выражающие, кроме крайней растерянности. Глаза
Так или иначе, её слова заинтересовали меня, и я начала расспрашивать:
- На что похож мир будущего?
- На улицах всегда много машин. По сравнению с ними те, которыми мы пользуемся сейчас - гробы из плохо сколоченных досок. Те намного комфортнее и ездят гораздо быстрее.
Тогда я спросила про людей.