Пьеса для расстроенного пианино (СИ)

- Люди не меняются. Они всегда одинаковые, во все времена. Но им легче стало находить друг друга, чтобы просто поболтать. Теперь они могут связываться, будучи на разных концах Земли, и даже в космосе. Они могут отсылать друг другу и принимать видеозвонки. Допустим, ты хочешь поговорить с кем-то, но можешь слышать не только его голос, но и видеть собеседника. И всё это в таком маленьком приспособлении, которое может уместиться в руке. Там много чего делают умные машины: стирают бельё, сушат его, моют полы, бурят землю, получают энергию. Они знают обо всём на свете. Стоит задать вопрос - и они тут же на него ответят. Это совсем другие технологии, которые нам ещё неизвестны, - добавила она. - С их помощью я и узнала о том, что и как будет.

Она рассказывала и рассказывала, описывая знакомый нам с вами мир в подробностях, которые было сложно просто взять и выдумать. И с каждым её словом я убеждалась, что всё это может оказаться правдой. Потихоньку я начинала и сама верить этому. Во мне загорелся лучик надежды, что не всё так плохо, и что нам всё-таки удастся отсюда выбраться, стоит только потерпеть. Ещё чуть-чуть, совсем недолго. Всего полгода, если быть точной.

И я терпела, так как отныне была посвящена в некую тайну. Мне не передать, сколько сил это придавало. Я скрывала свою беременность, чтобы меня не отправили на принудительный аборт, потому как я рассудила, что если выйду отсюда, то мне захочется обзавестись семьёй и детьми. Я даже подумала, что смогу полюбить и это дитя. Как видите, мои взгляды на жизнь резко изменились, и с тех пор я старалась выжить ещё больше, чем раньше. Безразличие к собственной судьбе сменилось бешеным энтузиазмом. - Старуха улыбнулась, растянув свои тонкие морщинистые губы. - Мой живот почти не рос. К пятому месяцу на нём появился твёрдый бугорок. Он стоял, как ком, в котором время от времени чувствовалось еле заметное шевеление. Под просторным халатом его вообще не было видно. Всё шло без осложнений, самочувствие моё несколько улучшилось, разве что иногда всё ещё подташнивало. Фриде пыталась меня подкармливать - делилась своей порцией, но мне совестно было брать. Как-то раз она умудрилась где-то раздобыть кусочек маргарина, и я не смогла устоять. Маргарин здесь был самым изысканным лакомством... Потом ещё кусочек сахара.

- Теперь моя кровь будет ещё слаще для вшей, - шутила я.

- Гляди, осталось совсем недолго.

Мы обе жили в лихорадочном предвкушении того, что должно случиться. Наши глаза, давно потухшие, снова засветились надеждой. И в какой-то степени, мадам Леду, это была ваша заслуга. Вы позволили Фриде одним глазком взглянуть на мир, где больше нет войны, нет Гитлера, нет лагерей смерти, колючей проволоки. Где можно выйти за ограду и пойти, куда глаза глядят, и при этом не бояться, что тебе выстрелят в затылок.

Наступила осень, а с нею и холода. Нас разбивали на группы и приказывали выполнять всякую работу. В моей группе - около пятнадцати человек - пилили дрова. Нам выдали пилы с затупившимися зубцами, которые только и делали, что вгрызались в древесину и так и застревали. С обеих их концов были приделаны ручки. Мы брались за них и пилили эти огромные толстые колоды, дёргая каждая в свою сторону. Каждый раз принимаясь за работу, я боялась, что щепка попадёт мне в глаз, и я ослепну. Это совсем не женская работа, скажу я вам, но никто не жаловался. Ещё в начале мая в Аушвиц прибыл Йозеф Крамер, впоследствии прозванный "Бельзенским зверем", чтобы надзирать за работой газовых камер. Теперь дым из труб крематория валил день и ночь. Там творилась настоящая вакханалия смерти. Но в воздухе уже витали неуловимые флюиды перемен. Мы не могли их не замечать, так как каждый день теперь приближал нас к заветной дате - 27 января 1945-го года. Я слышала, что совсем недавно в лагере Биркенау заключённые подняли бунт. Члены зондеркоманды, тоже заключённые, в чьи обязанности входило сопровождать людей в газовые камеры, а потом избавляться от трупов, каким-то образом узнали, что их ждёт та же участь. Таким образом немцы избавлялись от улик своих ужасных злодеяний. Так вот, эти мужчины подняли восстание. Они убили нескольких охранников, попытались взорвать крематорий, но их схватили и казнили. Собственно, и раньше нам доводилось слышать, что кое-кто, не смирившись с существующим здесь положением вещей, оказывал сопротивление. Но до такого масштабного и яростного неповиновения ещё никогда не доходило. Мы жадно втягивали ноздрями этот новый ветер перемен. Как и прежде, он смердел трупами, но теперь потери были не только с нашей стороны. Гораздо важнее было то, что глаза немецких солдат постепенно становились такими же пустыми, как и наши - в них гасла надежда. "Красные дьяволы", как они называли советские войска, подступали всё ближе и ближе.