Песчаная роза

– Бабушка говорит, мелкие, значит, – встрял Сережка. – Застенок – это дом ихний. Ну, в старину так назывался. Мы в нем сейчас живем, когда в Багничи приезжаем. Он большой вообще-то, два этажа и чердак еще, у меня там телескоп стоит, на день рождения бабушка с дедом подарили. Но в Несвиже у Радзивиллов замок точно больше, чем у этих Водынских.

– Но Алесина ведь фамилия Пралеска, – сказала Соня.

– Кто-то когда-то вышел, значит, замуж за какого-то Пралеску, – пожала плечами Паулина. – Это тетю Иру надо спросить, она знает, наверное. Аутентичненькая фамилия, кстати.

– Почему?

– Пралеска – это же цветок. Первоцвет ярко-синий. И у всех Пралесок глаза как раз такие.

Соня вспомнила Алесины глаза и сразу поняла, о каком цветке говорит Паулина. И у Сережки глаза были в точности мамины.

Сидели долго – пробовали друг у друга из тарелок все блюда подряд, и все оказались вкусными. Поглядывали, как мужчине за соседним столом принесли на деревянном подносе семь рюмок с настойками, все разных цветов. Он заметил их любопытство и предложил попробовать вместе с ним самогоночку – оказывается, настойки на ней и были сделаны. Они смутились, а он засмеялся.

Глава 18

Когда вышли на улицу, короткий ноябрьский день уже превратился в вечер.

– Смотрите, как у нас теперь такси вызывается, – сказала Паулина.

Она написала в приложении «Площадь Перемен», и маршрут выстроился сразу, будто указан был самый обыкновенный адрес.

Но доехать прямо до дома не удалось: движение оказалось перекрыто. Вереницей стояли пустые троллейбусы – похоже, затор образовался уже давно.

– А что случилось? – спросила Паулина.

– Не знаете, что ли? – мрачно ответил таксист. – Разгромили вашу Площадь. С утра еще налетели. Тут такое творилось… Озверели совсем. Так людей избивали – еще хуже, чем после выборов тогда. И «Скорым» не дают подъезжать.

Паулина вскрикнула, распахнула дверцу и выскочила из машины. Соня выскочила вслед за ней, вспомнила про Сережку, схватила его за руку и приказала:

– Ни на шаг от меня!

Двор был окружен таким количеством полиции, какого ей не приходилось видеть никогда в жизни. Сверху показалось бы, наверное, что это черная дробь, высыпанная из гигантской горсти.

Но смотреть приходилось не сверху. Вбежав во двор, Соня увидела, что Паулина стоит в окружении четырех черных фигур с дубинками, и быстро пошла к ней, не выпуская Сережкиной руки.

– Паулина, что случилось? – спросила она.

И впервые осознала, как юна и трепетна эта девочка. Конечно, в момент прямого столкновения со злом такие девочки оказываются в смятении и растерянности, это и не должно быть иначе.

– Они… не пускают… – с трудом выговорила Паулина.

Двое верзил с дубинками в самом деле держали ее за плечи. Хотя и одного из них, да просто одной руки одного из них хватило бы, чтобы эти тоненькие плечи сломать.

– Ты! – глядя на Соню, произнес первый. – Живешь тут? Документы!

Не произнес, точнее, а рявкнул. Глаза сквозь прорезь балаклавы смотрели с ненавистью и, Соне показалось, с каким-то мутным страхом. Взглянув в эти глаза, она сразу успокоилась.

– Живу в Москве. Приехала за племянником. Сегодня уезжаю вместе с ним. – Она кивнула на Сережку и потянулась к своей сумке. Верзила качнулся к ней, будто она собралась выхватить оттуда гранату. – Вот мои документы.

Соня достала паспорт, развернула у него перед носом. Билеты развернула тоже, порадовавшись, что на всякий случай их распечатала, и испугавшись, что он может вырвать документы у нее из рук. Это было единственное, чего она испугалась. Удивительно – ведь не считала себя бесстрашной.

– А эта?

Верзила кивнул в сторону Паулины.

– Моя племянница, – ответила Соня. – Я у нее остановилась. – И, не дожидаясь ответа, сказала: – Паулина, пойдем домой.

Неизвестно, собирались ли верзилы их отпускать. То есть скорее всего не собирались, и Сонино спокойствие никак на них не повлияло бы. Но тут с детской площадки донеслись такие жуткие крики, перемежающиеся со звуками ударов, что все четверо, забыв про женщин с ребенком, бросились туда.

– Паулина, пойдем, – повторила Соня.

И, взяв ее за руку свободной от Сережки рукой, повела к подъезду.

Как только вошли в квартиру, Паулина сползла по стенке на пол в прихожей и разрыдалась. Она всхлипывала, вздрагивала, затылок ее ударялся о стену под вешалкой, а висящий на этой вешалке красный английский редингот бил ее по лицу деревянными пуговицами. Соня перевесила редингот и присела перед Паулиной.

– Ну что ты? – сказала она. – Ничего же не случилось, Паулинка. Все обошлось.

– Ничего не обошлось!.. – сквозь слезы вскрикнула та. – Они… людей убивают! Убивают! А я… только испугалась, и больше ничего!

Ничего особенного не было в ее словах, но они как вспышка озарили Сонину память. Еще одна летняя картинка встала в ее сознании, будто проступила прямо на стене.