— Это довольно нетрудно объяснить. Я всегда интересовался наукой, а когда я рос появились космические полеты. Так что это вполне естественно. Если бы я родился на пятьдесят лет раньше, то, наверное, занялся бы воздухоплаванием.
— Значит, ты интересуешься космическими полетами исключительно как технической проблемой, а не как чем-то, что может революционизировать человеческую мысль, открыть новые планеты и все такое прочее?
Джимми ухмыльнулся:
— Конечно, все это тоже интересно, но мне больше по душе техническая сторона. Даже если бы на планетах ничего не было, я все равно хотел бы знать, как добраться до них.
Гибсон с притворным огорчением покачал головой:
— Ты вырастешь в одного из тех ученых с холодной кровью, которым ни что в жизни не интересно, кроме их узкой области знания. Еще один хороший человек потерян для общества!
— Я рад, что ты обо мне беспокоишься, — сказал Джимми с воодушевлением. — А ты почему так интересуешься наукой?
Гибсон рассмеялся, но в его голосе послышались нотки раздражения, когда он ответил:
— Я интересуюсь наукой только как средством, а не как самоцелью.
Что, Джимми был уверен, совершенно не соответствовало действительности, но что-то подсказывало ему, что дальше об этом расспрашивать не стоит, а прежде чем он успел продолжить, Гибсон снова принялся расспрашивать его.
Все это было сделано в таком дружеском духе и с таким неподдельным интересом, что Джимми не мог не чувствовать себя польщенным, не мог не говорить свободно и непринужденно. Ему уже было безразлично, что возможно Гибсон наблюдает за ним, как биолог за одним из своих лабораторных животных, но, конечно, он предпочел бы чтобы мотивы Гибсона были более душевными.
Он заговорил о своем детстве и юности, и вскоре Гибсон понял, почему в повседневности, временами, на лицо Джимми набегали тучи, скрывая его обычно веселый нрав.
Это была старая история — одна из самых старых. Мать Джимми умерла, когда он был еще совсем маленьким, и отец оставил его на попечение замужней сестры. Тетка была добра к нему, но он никогда не чувствовал себя дома среди своих кузенов, всегда был чужаком. Да и отца практически не знал, тот редко бывал в Англии и умер, когда Джимми было около десяти лет.
Как только барьеры пали, Джимми уже не сдерживался, словно был рад облегчить свою душу. Иногда Гибсон задавал вопросы, чтобы подтолкнуть его, но это происходило все реже и реже.
— Я не думаю, что мои родители были сильно влюблены, — говорил Джимми. — Тетя Эллен называла их брак большой ошибкой. У матери был парень, но там что-то не сложилось, и она опрометчиво пошла за отца. О, понимаю, нехорошо так говорить, но дело давнишнее, и теперь для меня это ничего не значит.
— Я понимаю, — тихо сказал Гибсон, и Джимми показалось, что он действительно понимает. — Расскажи мне еще о своей матери.
— Ее отец — то есть мой дед — был одним из профессоров в университете. Я думаю, что мама всю свою жизнь провела в Кембридже. Когда выросла, то поступила в колледж — она изучала историю. О, все это не может вас интересовать!
— Нет, мне действительно интересно, — серьезно сказал Гибсон. — Продолжай.
И Джимми заговорил. Тетя Эллен, должно быть, была очень разговорчивой, а Джимми — очень внимательным маленьким мальчиком. Вот картина, которую он нарисовал Гибсону:
Это был один из тех бесчисленных студенческих романов, которые ненадолго расцветают и увядают в течение немногих лет учебы. Во время выпускного семестра мать Джимми — он до сих пор не назвал Гибсону ее имени — влюбилась в молодого студента-инженера, которому до завершения обучения в колледже было еще далеко. Роман был бурным, и брак был бы идеальным, несмотря на то, что девочка была на несколько лет старше мальчика. Дело уже дошло до помолвки, когда ... Джимми не совсем понял, что тогда случилось, но в результате произошедшего молодой человек серьезно заболел, был нервный срыв, и он так и не вернулся в Кембридж.
— Моя мать не очень переживала, — продолжил Джимми с серьезным видом мудреца. — Был другой студент очень в нее влюбленный, и она вышла за него. Иногда мне даже становится жаль отца, потому что он знал все о сопернике. Я почти отца не видел, потому что ... мистер Гибсон, ты плохо себя чувствуешь?
Гибсон выдавил из себя улыбку:
— Ничего особенного, просто голова закружилась, бывает время от времени, — пройдет через минуту.
Как бы он хотел, чтобы эти слова были правдой. До этого момента он жил, управляя судьбой, полагал,что способен защищаться от всех потрясений времени. И вот чувство комфорта, довольства собой пропало, двадцать лет, которые остались позади, исчезли, как сон, и он оказался лицом к лицу с призраками его собственного забытого прошлого.
— С Мартином что-то не так, — сказал Брэдли, размашисто расписываясь в журнале сигналов. — Не может быть, чтобы он получил плохие новости с Земли — я все их читал. Как ты думаешь, он скучает по дому?
— Может дело в другом, творческий кризис, не о чем писать. Ну ничего скоро доберемся до Марса. — ответил Норден. — А ты что психолог-любитель, любишь заниматься психоанализом?