Они подошли к выходу из купола. Здесь было два шлюза: большой, широкий — ведущий во второй купол, и еще один поменьше, выходящий на открытую местность. Это была просто металлическая труба, около трех метров в диаметре, проходящая через стену из стеклоблоков, которая крепила гибкую пластиковую оболочку купола к Земле.
Прошли последовательно через четыре двери, и нельзя было открыть следующую дверь не закрыв предыдущую. Гибсон полностью одобрял эти меры предосторожности, но ему показалось, что прошло много времени, прежде чем последняя из дверей распахнулась и перед ним открылась ярко-зеленая равнина.
Его обнаженную кожу покалывало от пониженного давления, но разреженный воздух был достаточно теплым, и вскоре он почувствовал себя вполне комфортно. Совершенно не обращая внимания на Джорджа, он быстро прокладывал себе путь сквозь низкую, плотно сбитую растительность, удивляясь при этом, почему она так густо сгрудилась вокруг купола. Возможно, ее привлекало тепло и медленная утечка кислорода из города.
Он остановился через несколько сотен метров, чувствуя, что наконец-то освободился от этого давящего чувства и оказался под распахнувшимися небесами. Тот факт, что его голова была полностью закрыта маской, почему-то не имел значения.
Растения, среди которых стоял, были ему по колено, он наклонился, пригляделся. Он много раз видел фотографии марсианских растений. Они были не очень интересны и не ботанику трудно оценить их особенности. Действительно, если бы он встретил такие растения в какой-нибудь отдаленной части Земли, то вряд ли посмотрел бы на них дважды. Те, что окружали его сейчас, казалось, были сделаны из листов блестящего зеленого пергамента, очень тонкого, но очень прочного. Они постоянно поворачивались вслед за солнцем. Цветов на Марсе не было.
Джордж догнал его и остановился, глядя на окружающее с угрюмым безразличием. Гибсон подумал, не раздражает ли его эта прогулка. Но Джордж просто размышлял над своей следующей постановкой, решая стоит ли рисковать с пьесой Ноэля Кауарда[26]
, после того провала когда его труппа попробовала свои силы с исторической драмой. Внезапно он вышел из задумчивости и сказал Гибсону тонким, но отчетливо слышным на таком коротком расстоянии голосом:— Остановись на минуту и понаблюдай за растением на которое падает твоя тень.
Гибсон повиновался этому своеобразному указанию. Какое-то мгновение ничего не происходило. Затем он увидел, что пергаментные листы очень медленно складываются друг на друга. Весь процесс был закончен примерно за три минуты, к концу этого времени растение превратилось в маленький комочек зеленой бумаги, плотно скомканный.
Джордж усмехнулся:
— Думает, что наступила ночь, и не хочет замерзнуть. Если отойдешь от него, он будет обдумывать все полчаса и рискнет снова открыть магазин. Вероятно, у него будет нервный срыв, если ты проделаешь это несколько раз.
— А от этих растений есть какая-нибудь польза? — спросил Гибсон. — Я имею в виду, можно ли их есть, или они содержат какие-нибудь ценные химические вещества?
— Их нельзя есть, они не ядовиты, но удовольствие ниже среднего. Видишь ли, они совсем не похожи на земные растения. Эта зелень — просто совпадение. Это не — как ты это называешь…?
— Хлорофилл?
— Да. Им не нужен воздух, как нашим растениям, все, что им нужно, они получают из почвы. Они могут расти в полном вакууме, если будет подходящая почва и достаточно солнечного света.
Настоящий триумф эволюции, — подумал Гибсон. Но какая воля! — удивился он. С каким упорством жизнь цепляется за этот мир!
Возможно, оптимизм Исполнительного Директора подпитывался, частично, и от этих жестких и решительных растений.
— Слушай, — напомнил Джордж. — Пора возвращаться.
Гибсон спокойно последовал за ним.
Боязнь замкнутого пространства прошла, теперь его мучило другое. Как мало еще сделал человек на Марсе! Три четверти планеты не исследованы!
Первые дни в Порт-Лоуэлле были насыщенными и волнующими.
Он поселился в одном из четырех люксов Гранд-марсианского отеля. (Остальные три еще не были закончены). Было воскресенье, и мэр Уиттакер, свободный от служебных забот, смог лично показать ему город. Осмотр начался в куполе один, первом из построенных, и мэр с гордостью пояснил, что началось все с кучки герметичных хижин всего десять лет назад.
Было забавно, и довольно трогательно, наблюдать, как колонисты везде, где только возможно, использовали названия улиц и площадей своих далеких земных городов. Существовала также официальная система обозначения улиц в Порт-Лоуэлле, но никто никогда ею не пользовался.
Большинство жилых домов представляли собой однотипные металлические конструкции высотой в два этажа, с закругленными углами и довольно маленькими окнами. Каждый был на две семьи, и считался не достаточно вместительным, так как семьи были большими — рождаемость в Порт-Лоуэлле самая высокая в известной вселенной. В этом, конечно, не было ничего удивительного, возраст большинства населения был двадцать — тридцать лет, и только старшие административные сотрудники приближались к сорока.