— Решение еще не принято окончательно — есть много трудностей. Но надеюсь, что все разрешится, было бы жаль упустить такой шанс. Видишь ли, если стартовать в следующем году, то можно будет за одно и поизучать Юпитер, впервые по-настоящему хорошо его разглядеть. Мак разработал очень интересную траекторию. Корабль проходит близко от Юпитера, его гравитационное поле так влияет на траекторию корабля, что он направляется прямиком к Сатурну. Для этого нужно ювелирное пилотирование, но это вполне возможно.
— И какова главная причина задержки?
— Деньги, как обычно. Полет продлится два с половиной года и обойдется примерно в пятьдесят миллионов долларов. Марс не может себе этого позволить — это означало бы удвоение обычного дефицита! В настоящий момент мы пытаемся заставить Землю заплатить по счету.
— Рано или поздно заплатят, но можно ускорить, — сказал Гибсон. — Дай мне все факты, и я напишу такую разгромную статью — о скаредности и недальновидности земных политиков… Нельзя недооценивать силу прессы.
Так они и обсуждали межпланетные проблемы, пока Гибсон не вспомнил, что упускает великолепный шанс увидеть Марс своими глазами. Получив разрешение занять место пилота, пообещав ничего не трогать, он прошел вперед и удобно устроился за штурвалом.
Пятью километрами ниже, мимо него неслась на запад разноцветная пустыня. Полет проходил на очень малой высоте, поскольку разреженность марсианского воздуха делала необходимым держаться как можно ближе, насколько позволяла безопасность, к поверхности. Гибсон никогда прежде не испытывал такого ощущения скорости, хотя он и летал на гораздо более быстрых машинах на Земле, но всегда на большой высоте, где земля была далеко внизу. Близость горизонта усиливала эффект, так как все, появлявшееся над краем планеты, уносилось прочь через несколько минут.
Время от времени летчик подходил, проверял курс, хотя это было, с его точки зрения, чистой формальностью.
Приготовили кофе и легкие закуски, и Гибсон присоединился к своим спутникам. Хилтон и пилот оживленно спорили о Венере — довольно больной вопрос для марсианских колонистов, которые считали эту странную планету не стоящей внимания.
Солнце стояло низко на Западе, и даже низкие марсианские холмы отбрасывали длинные тени на пустыню. Там, внизу, температура была уже ниже точки замерзания и быстро падала. Те немногие выносливые растения, которые выжили в этой почти бесплодной пустыне, плотно складывали свои листья, сохраняя тепло.
Гибсон зевнул и потянулся. Быстро проносящийся пейзаж действовал гипнотически, и было трудно не заснуть. Он решил поспать те девяносто минут, что оставались до конца путешествия.
Какая-то перемена в тусклом свете, должно быть, разбудила его.
Он не мог поверить, что проснулся, сидел и смотрел, парализованный происходящим. Пустыня и горизонт исчезли, на их месте возвышалась цепь багровых гор, простиравшихся на север и юг, насколько хватало глаз. Последние лучи заходящего солнца освещали вершины, предгорья уже терялись в темноте.
На долгие секунды великолепие этой сцены помешало осознать угрозу в ней таящуюся, понять ее реальность. Затем Гибсон очнулся от своего транса, — они летят слишком низко, чтобы преодолеть эти Гималайские вершины.
Чувство полной паники длилось лишь мгновение, и тут же сменилось гораздо более глубоким ужасом. Теперь Гибсон вспомнил простой факт, о котором он должен был подумать с самого начала. — На Марсе не было таких, от края и до края, горных хребтов!
Хэдфилд диктовал срочный меморандум Совету по межпланетному развитию, когда ему сообщили о потере связи с самолетом.
Порт-Скиапарелли выждал, по инструкции, пятнадцать минут, прежде чем послать сообщение о том что самолет не прибыл вовремя, а диспетчерская Порт-Лоуэлла подождала еще десять минут, прежде чем объявить о пропаже.
Оказавшийся под рукой самолет крошечного марсианского флота уже стоял наготове, чтобы с рассветом приступить к поискам. Высокая скорость и малая высота, необходимые самолету для полета, делали такой поиск почти безнадежным.
Наибольшие надежды на успех возлагались на телескопы Фобоса, нужно было ждать его восхода.
Эта новость достигла Земли часом позже, в то время, когда прессе и радио нечем было больше заняться.
Гибсон был бы вполне удовлетворен получившейся рекламой: повсюду люди стали читать, с болезненным интересом, его последние статьи.
Руф Гольдштейн ничего об этом не знала, пока не появился издатель, размахивая вечерней газетой. С издателем она сотрудничала раньше и тут же продала ему права на переиздание последней книги Гибсона за половину той суммы, которую ее жертва намеревалась заплатить, а затем удалилась в свою личную комнату и рыдала целую минуту.
Оба эти события чрезвычайно обрадовали бы Гибсона.
Некоторые редакции начали готовить к печати некрологи, чтобы не терять времени потом.
А в Лондоне издатель, давший Гибсону довольно крупный аванс, почувствовал себя глубоко несчастным.