— Я бы сказал, что это ни то, ни другое. У них так давно не было естественных врагов, что они даже представить себе не могут, что кто-то попытается причинить им вред. Жизнь для них так тяжела, что они не могут позволить себе такую роскошь, как любопытство и прочие эмоции.
— Тогда как же ты объяснишь поведение этого малыша? — спросил Гибсон, указывая на Скрипа, обшаривающего его карманы. — Он не голоден — я только что предлагал ему поесть, так что, — это чистое любопытство.
— Вероятно, это та фаза, через которую они проходят в молодости. Подумай, чем котенок отличается от взрослой кошки — или человеческий ребенок от взрослого, если уж на то пошло.
— Значит, когда Скрип вырастет, он будет таким же, как все остальные?
— Возможно, но… неизвестно, какие у него способности к усвоению новых привычек. Например, он очень хорошо умеет находить выход из лабиринтов.
— Бедный Скрип! — сказал Гибсон. — Иногда я чувствую себя очень виноватым, в том что забрал тебя из дома. И все же это была твоя собственная идея. Давай прогуляемся.
Скрип тут же прыгнул к двери.
— Ты видел? — воскликнул Гибсон. — Он понимает, о чем я говорю!
— Ну, и собака тоже, когда слышит приказ. Возможно, это привычка — ты каждый день выводишь его на прогулку и он привык. Можешь привести его обратно через полчаса? Мы устанавливаем энцефалограф, чтобы получить некоторые записи ЭЭГ его мозга.
Эти послеполуденные прогулки должны были облегчить судьбу Скрипа и в то же время успокоить совесть Гибсона. Иногда он чувствовал себя похитителем младенцев, который бросил свою жертву сразу же после того, как украл ее. Но все это было во имя науки, и биологи поклялись, что они ни в коем случае не причинят вреда Скрипу.
Жители Порт-Лоуэлла уже привыкли к тому, что эта странная пара ежедневно прогуливается по улицам, и уже не собирались толпами, чтобы посмотреть. В неучебное время Скрип обычно собирал свиту юных поклонников, которые хотели поиграть с ним, но сейчас малолетнее население все еще находилось в школе.
Когда Гибсон и его спутник свернули на Бродвей, там никого не было, но вскоре вдали показалась знакомая фигура. Хэдфилд проводил свою ежедневную инспекционный обход, сегодня его сопровождали домашние любимцы. Это был первый раз, когда Топаз и Бирюза встретились со Скрипом, и их аристократическое спокойствие было серьезно нарушено, хотя они изо всех сил старались скрыть этот факт. Они натянули поводки и попытались укрыться за Хэдфилдом, а Скрип не обратил на них ни малейшего внимания.
— Настоящий зверинец! — рассмеялся Хэдфилд. — Я не думаю, что Топазу и Бирюзе нравится наличие конкурента — они так долго жили здесь одни, и считают себя хозяевами.
— Есть какие-нибудь новости с Земли? — поинтересовался Гибсон.
— А, насчет твоего заявления? — Боже мой, я же отправил его всего два дня назад! Ты же знаешь, как все движется там внизу. Пройдет не меньше недели, прежде чем мы получим ответ.
Земля, у Хэдфилда и остальных, всегда была «внизу», а планеты — «вверху», как подметил Гибсон. Эти термины давали любопытную мысленную картину огромного склона, ведущего вниз к Солнцу, с планетами, лежащими на разных уровнях.
— Я вообще не понимаю, причем здесь Земля, — продолжал Гибсон. — В конце концов, вопрос о выделении места, вообще не стоит. Я уже здесь — и затрат меньше, если я не вернусь на Землю!
— Ты, конечно, не думаешь, что такие здравые аргументы имеют большой вес у политиканов на Земле! — возразил Хэдфилд. — О боже, нет! Все должно идти по установленным правилам.
Хэдфилд ранее не говорил о руководстве в таком тоне, и Гибсон почувствовал удовлетворение, это был еще один признак того, что ему доверяют и считают своим. Может стоит упомянуть еще о двух вещах, занимавших его мысли, — о проекте «Рассвет» и Ирэн? Что касается Ирэн, то он дал свое обещание и рано или поздно должен будет его сдержать. Но ведь сначала ему следовало бы поговорить с самой Ирэн — да, это вполне подходящий предлог, чтобы отложить разговор.
Он так долго откладывал это дело, что Ирэн сама решилась на этот шаг, несомненно подстрекаемая Джимми, от которого Гибсон и узнал о случившемся. По лицу Джимми было легко догадаться, каков был результат.
Предложение Ирэн, должно быть, сильно потрясло Хэдфилда, который, без сомнения, верил, что он дал своей дочери все, в чем она нуждалась, и таким образом разделял заблуждение, распространенное среди родителей. Но он воспринял это спокойно, и никаких сцен не было. Хэдфилд был слишком умным человеком, чтобы стать в позицию глубоко уязвленного отца. Он просто привел ясные и убедительные доводы, почему Ирэн не может отправиться на Землю до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год. У него тогда будет длительный отпуск, во время которого они вместе смогут увидеть мир. А до этого оставалось всего три года.
— Целых три года! — сокрушался Джимми. — С таким же успехом это может быть и три жизни!
Гибсон глубоко сочувствовал ему, но старался смотреть на вещи с другой стороны.