Это сорвалось с языка, прежде чем он смог его прикусить. Брови Хэдфилда слегка поползли вверх, без сомнения, он недоумевал, почему Гибсон так и не получил диплома. Но Хэдфилд был слишком тактичен, чтобы продолжать эту тему, и просто задал несколько вопросов о родителях Джимми, и о том, когда они познакомились. По крайней мере, это были обычные вопросы — как раз те, которые ожидались, и Гибсон ответил на них достаточно откровенно. Он совсем забыл, что имеет дело с одним из самых острых умов в Солнечной системе, который, по крайней мере, не хуже его самого разбирается в причинах и мотивах человеческого поведения. Когда он понял, что произошло, было уже слишком поздно.
— Мне очень жаль, — сказал Хэдфилд с обманчивой мягкостью, — но вся эта твоя история просто лишена убедительности. Я не утверждаю, что то, что ты рассказал, — неправда. Вполне возможно, что ты проявляешь такое участие в судьбе Спенсера, потому что очень хорошо знал его родителей двадцать лет назад. Но ты слишком много пытаешься скрыть, и совершенно очевидно, что вся эта история затрагивает тебя на более глубоком уровне. — Он внезапно наклонился вперед и ткнул пальцем в сторону Гибсона:
— Я не дурак, Гибсон, и разбираться в людях — входит в мои профессиональные обязанности. Тебе не нужно отвечать на этот вопрос, если не хочешь, но… Джимми Спенсер — твой сын, не так ли?
Бомба упала — взрыв произошел. И в наступившей тишине единственным чувством Гибсона было огромное облегчение.
— Да, — сказал он. — Он мой сын. Как же ты догадался?
Хэдфилд улыбнулся, он выглядел довольным, как будто только что разрешил вопрос, который беспокоил его уже некоторое время.
— Удивительно, что люди не могут представить последствия своих поступков — и как легко они полагают, что никто другой не обладает никакой наблюдательностью. Есть небольшое, но отчетливое сходство между тобой и Спенсером, когда я впервые встретил вас вместе, я подумал, не родственники ли вы, и был очень удивлен, когда узнал, что это не так.
— Очень любопытно, — вмешался Гибсон, — что мы провели вместе в «Аресе» три месяца, и никто там этого не заметил.
— Неужели? Это любопытно! Вероятно все думали, что хорошо знают прошлое Джимми, и им никогда не приходило в голову связать его с тобой. Поэтому и не заметили сходства, которое я — у которого не было никакой предвзятости — сразу же заметил. Но я бы счел сходство чистой случайностью, если бы ты не рассказал мне свою историю. Это дало недостающие улики. Скажи мне — Спенсер знает об этом?
— Уверен, что он даже не подозревает.
— Почему ты так уверен? И почему ты ему ничего не сказал?
Допрос был безжалостным, но Гибсон не обиделся. Никто не имел большего права, чем Хэдфилд, задавать эти вопросы. А Гибсону нужен был кто-то, кому он мог бы довериться — точно так же, как Джимми нуждался в нем тогда, когда это раскрытие прошлого только начиналось. Подумать только, он сам все это затеял! И уж конечно, он никогда не представлял себе, к чему это приведет…
— Пожалуй, мне лучше вернуться к самому началу, — сказал Гибсон, беспокойно ерзая в кресле. — Когда я провалил экзамены в колледже, у меня был нервный срыв, и я больше года пролежал в больнице. Выйдя оттуда, я потерял всякую связь со своими Кембриджскими друзьями, хотя некоторые пытались поддерживать со мной контакт, но я не хотел, чтобы мне напоминали о прошлом. В конце концов, конечно, я снова столкнулся с некоторыми из них, но только через несколько лет узнал, что случилось с Кэтлин — матерью Джимми. К тому времени она уже была мертва.
Он сделал паузу, все еще помня, что все эти годы испытывал удивление и недоумение из-за того, что эта новость так мало взволновала его.
— Я слышал, что у нее есть сын, и не придал этому большого значения. Мы всегда были… ну, осторожными, во всяком случае, так нам казалось, и я просто предположил, что мальчик принадлежал Джеральду. Я просто хотел забыть обо всем этом деле и выкинул его из головы. Сейчас я даже не могу вспомнить, приходило ли мне в голову, что этот мальчик мог быть моим. Вам может быть трудно в это поверить, но это правда.
А потом я встретил Джимми, и все вернулось на круги своя. Сначала мне было его жалко, а потом он стал мне нравиться. Но я никогда не догадывался, кто он такой. Я даже поймал себя на том, что пытаюсь проследить его сходство с Джеральдом — хотя сейчас я его почти не помню.
Бедный Джеральд! Он, конечно, все знал, но он любил Кэтлин и был рад жениться на ней не смотря ни на что.
Возможно, его следовало бы жалеть так же сильно, как и ее, но так ли все это было, кто теперь скажет.
— И когда же, — настаивал Хэдфилд, — ты узнал правду?
— Всего несколько недель назад, когда Джимми попросил меня засвидетельствовать какой-то официальный документ, который он должен был заполнить, — это было его заявление о приеме на работу здесь. Именно тогда я впервые узнал дату его рождения.
— Понятно, — задумчиво протянул Хэдфилд. — Но даже это не дает стопроцентной уверенности, не так ли?