— На самом деле это не так уж и долго. К тому времени ты полностью овладеешь своей профессией и заработаешь гораздо больше денег, чем большинство молодых людей твоего возраста. И удивительно, как быстро проходит время.
Утешение нисколько не смягчило мрачности Джимми. Гибсону захотелось добавить замечание, что хорошо еще, что возраст на Марсе все еще исчисляется по земному времени, а не по марсианскому году из 687 дней. Однако передумал и вместо этого заметил:
— А что думает о вас Хэдфилд? С Ирэн о тебе говорил?
— Я не думаю, что он много знает о наших отношениях.
— Можешь поспорить на свою жизнь, что так оно и есть! Знаешь, я действительно думаю, что было бы неплохо пойти и поговорить с ним.
— Я уже собирался даже два раза, — сказал Джимми. — Но мне страшно.
— Тебе придется как-нибудь перебороть себя, ведь он будет твоим тестем! — возразил Гибсон. — Кроме того, что конкретно он сможет сделать?
— Может запретить Ирен видеться со мной.
— Хэдфилд не такой человек, а если бы и был, то давно бы это сделал.
Джимми обдумал эти слова и не смог опровергнуть их. Гибсон понимал его чувства, потому что помнил, как нервничал сам при первой встрече с Хэдфилдом. В этом отношении у него было гораздо меньше оправданий, чем у Джимми, ибо опыт давно научил его, что немногие великие люди остаются великими — при ближайшем рассмотрении.
Но для Джимми Хэдфилд по-прежнему оставался надменным и неприступным хозяином Марса.
— А если я все-таки пойду к нему, — сказал наконец Джимми, — что, по-твоему, я должен сказать?
— Скажи правду? Известно, что в таких случаях она творит чудеса.
Джимми бросил на него слегка обиженный взгляд, он не понимал, когда Гибсон говорит серьезно, а когда шутит. Это была вина Гибсона, и было главным препятствием для их полного взаимопонимания.
— Послушай, — сказал Гибсон. — Пойдем со мной сегодня вечером в дом Шефу и обсудим это с ним. В конце концов, посмотри на это с его точки зрения. Насколько он может судить, это всего лишь обычный флирт, и ни одна из сторон не воспринимает его всерьез. Но если ты пойдешь и скажешь ему, что хочешь обручиться — тогда это совсем другое дело.
Он испытал огромное облегчение, когда Джимми согласился без дальнейших возражений. В конце концов, если у мальчика что-то есть, он должен принять это решение сам, без всяких подсказок. Гибсон был достаточно благоразумен, чтобы понимать, что в своем стремлении быть полезным он не должен рисковать разрушить уверенность Джимми в себе.
Одно из достоинств Хэдфилда заключалось в том, что каждый всегда знал, где его можно найти, в любое время, хотя горе тому, кто беспокоил его рутинными официальными делами в те несколько часов, когда он считал себя свободным от вахты. Это дело не было ни рутинным, ни официальным, и это не было полной неожиданностью, поскольку Хэдфилд не выказал ни малейшего удивления, увидев, кого Гибсон привел с собой. Ирэн нигде не было видно, она благоразумно испарилась. При первой же возможности Гибсон сделал то же самое.
Он ждал в библиотеке, просматривая книги Хэдфилда и гадая, сколько же из них шеф успел прочитать, когда вошел Джимми.
— Мистер Хэдфилд хотел бы тебя видеть, — сказал он.
— И как же вы с ним поладили?
— Пока не понятно, но все оказалось не так плохо, как я ожидал.
— Не волнуйся. Я дам самую лучшую рекомендацию, какую только смогу, не прибегая к лжесвидетельству.
Когда Гибсон вошел в кабинет, Хэдфилд сидел в одном из кресел и смотрел на ковер так, словно никогда в жизни его не видел. Он жестом пригласил гостя сесть в другое.
— Как давно ты знаешь Спенсера? — спросил он.
— Я никогда не встречал его до посадки на «Арес».
— Думаешь, этого времени достаточно, чтобы составить ясное мнение о его характере?
— А разве для этого достаточно целой жизни? — возразил Гибсон.
Хэдфилд улыбнулся и впервые поднял глаза.
— Не уклоняйся от ответа, — сказал он, хотя и не без раздражения. — А что ты на самом деле о нем думаешь? Ты согласился бы принять его в качестве своего зятя?
— Да, — без колебаний ответил Гибсон. — Я бы с удовольствием это сделал. — Хорошо еще, что Джимми не мог подслушать их разговор —хотя с другой стороны, пожалуй, это было бы не плохо, он узнал бы гораздо больше о чувствах Гибсона.
Своим тщательно продуманным допросом Хэдфилд пытался узнать все, что мог, о Джимми, но он также проверял и Гибсона. Гибсону следовало бы это предвидеть; тот факт, что он упустил это из виду, служа интересам Джимми, свидетельствовал в его пользу. Когда допрос Хэдфилда внезапно сменил направление атаки, он оказался совершенно не готов к этому.
— Скажи мне, Гибсон, — резко сказал Хэдфилд. — Почему ты так беспокоишься о юном Спенсере? Ведь ты познакомился с ним всего пять месяцев назад.
— Это совершенно верно. Но через несколько недель я обнаружил, что очень хорошо знал его родителей — мы все вместе учились в колледже.