– Заметный. Но мне вполне по силам закрыть тебя от посторонних взглядов.
– Иди ты! Наложишь «завесу»?! На целого дракона?!
– Ну а смысл мне хвалиться, если ты сам скоро все увидишь?
– А ты подрос, – уважительно протянул Лазурин.
– А куда денешься, – невесело усмехнулся маг. – Жить захочешь – и не такому выучишься.
– Нет, ну ты подумай! Такую махину скрыть от человеческих глаз!..
– Ночью и ненадолго, – уточнил Ян.
– Хорошо, – решился ящер. – Но только до моих границ. В чужих землях меня не знают. Пальнут еще чем с перепугу.
– Идет.
– Постой, а как же лошадь твоя?
– А что лошадь? Другую куплю. У меня последнее задание весьма прибыльным вышло. Тебе долю не предлагаю – знаю, что обидишься.
– Обижусь, – подтвердил дракон. – У меня сокровищ полна коробушка. Что мне твоих кругляшек горсть? Вот если бы самоцветы… А только все одно – не годится с друзей плату брать. Ты, чай, меня не за деньги из болота вытаскивал.
– Давай что ли до вечера в картишки перекинемся?
– А давай! Только я вот чего не пойму. Ты-то сам почему такой спокойный? Не думаешь, что твою адептку уже могли свистнуть?
– В Академии она в безопасности. Мимо Верховного и мышь не проскочит.
– Ее могут обхитрить. Тебя вот выманили.
– Я очень хотел выманиться. Засиделся на одном месте, сам понимаешь. Даже не стал ничего проверять, просто взял и уехал, – маг немного помолчал и добавил. – Придурок.
Глава 6
Сказать по правде, в злополучном «Бычьем глазе» меня так перепугали, что осадить лошадь я решилась лишь на рассвете, когда небо с одной стороны прорезалось бледно-розовой полоской, заставив поблекнуть звезды. В то время как с другой его стороны они еще ярко сияли, словно светлячки, налипшие на бархатно-синее покрывало.
По-человечески спешиться мой потрепанный организм сейчас был в принципе не в состоянии, поэтому пришлось неловко соскользнуть по левому боку Золотки, вызвав тем самым ее недовольно-ехидное фырканье.
– Грохнулась бы ты со второго этажа, я бы на тебя посмотрела, – обиделась я и показала нахалке язык. – Пить хочу.
Кобыла замерла, прислушалась, чутко поворачивая ушки, и вдруг, склонив умную морду вправо, тоненько заржала.
– Что? – перепугалась я. – Опасность? Хищник? Нежить?!
Собеседница красноречиво закатила глаза, удрученная моей тупостью, гневно притопнула копытом и снова мотнула головой в сторону. Я замерла, силясь припомнить, а закатывала ли так умело при мне глаза хоть одна животина. Кажется, нет. Кажется, они вообще так не умеют. А эта умела. Причем так ловко, словно практиковалась каждый день по три часа.
Не дождавшись от меня хоть какой-нибудь реакции, Золотка просто схватила зубами рукав моей рубахи и поволокла за собой.
– Погоди, не так быстро! – пискнула я, едва успевая переставлять ноги, но тщетно. Кобыла волокла меня с упорством буйвола, пашущего поле. В роли плуга выступала я. Ноги, конечно, запутались, я грохнулась на землю, заново отбив не так давно отбитое. Слова застряли в горле, сил пищать не было, пришлось покорно болтаться на рукаве. Хорошо хоть рубаха не просто дорогая, а
Мучаться, пересчитывая копчиком все неровности земли, пришлось недолго. Лошадь приволокла меня к маленькому весело журчащему роднику и практически ткнула в него носом. Немного помедлила, наслаждаясь моей изумленной физиономией, и соизволила-таки выплюнуть пожеванный рукав. Я печально на него взглянула.
– Вредная слюнявая ты морда, благодарствую тебе от всей души, но в следующий раз не нужно меня волочить! Я не мешок и не жертвенная овца, чтоб ты знала, – то ли попеняла, то ли поблагодарила я.
Кобыла посмотрела на меня с таким превосходством, что язвить и выделываться сразу расхотелось.
– Спасибо, – сказала я уже миролюбивее.
Напившись вдоволь и умыв от пота и пыли лицо, я почувствовала себя практически живой. Но еще не здоровой. Признаться, до выздоровления мне сейчас вообще было очень далеко.
Прилегла тут же, в паре шагов от ручейка, под каким-то не слишком густым кустиком, распугав мирно почивавших букашечек, которые при виде моей приближающейся тушки, прыснули в разные стороны, мигом затерявшись в траве. Я закинула руки за голову и, глядя на то, как небо стремительно сереет, задумалась о передряге, в которую я угодила по собственной дурости. Что в общем-то не ново. Новым было лишь то, что на этот раз я осталась совершенно одна. И выкручиваться мне придется самой. А сказать, что это для меня непривычно – ничего не сказать. И, да чего уж там, перед самой собой задирать нос нужды нет, очень страшно.
Я завозилась и заворочалась, пытаясь удобнее пристроить ушибленные места, но тщетно. Лежать оказалось совершенно невозможно. Пришлось сесть, обхватив руками колени и пристроив на них же подбородок. Так тоже ничего, жить можно.
Почему-то только сейчас до меня окончательно дошло, что все происходящее реально. Опасность действительно серьезная, и шутить со мной никто не собирается.