Песнь моряка

– Я росла у иезуитов, – продолжала девушка. – У монашек из Нового Иерусалима. А вы православная, насколько я понимаю. Кима – мальчика-калеку – тоже воспитывала русская православная церковь. Поэтому он все время сердитый.

Алисино лицо снова вспыхнуло.

– Я тоже все время сердитая?

– Как медведица, которая потеряла медвежонка. Ну вот, пример, зачем мы идем так быстро? Мы разве куда-то торопимся?

Алиса замедлила шаг.

– Нет, мы никуда не торопимся, – вдруг дошло до нее; она больше не скачет, как взмыленная лошадь, в доки встречать лодку с мореманоголовыми, которых так измотал тестостерон. – Просто мой собственный нос приучил меня ходить быстро по этому замечательному городу. Через вонь от собачьего дерьма лучше пройти как можно скорее.

– Вот видите? Я как раз об этом. Иезуиты говорят: остановитесь, понюхайте цветочки, а православные: быстрее, чтобы не нюхать собачье дерьмо.

– Правда? А что, если кроме собачьего дерьма ничего нет?

– Тогда иезуиты говорят: посадите цветочки. О, кажется, на той стороне улицы что-то открыто. Я голодная, как волк. Эти киношники поднимают нас ни свет ни заря и никогда не дают нормальный завтрак. Пирожок с повидлом, кофе и все. Я не переношу кофе – мы же англичане, нам нужен чай. Я люблю травяной. С мятой или ромашкой. Только без кофеина. – Она вдруг закружилась по улице в полузастегнутой рубахе Кармоди. – Как вы думаете? Я презентабельно выгляжу, чтобы войти в «Крабб-Потте»?

Алиса сердито посмотрела на девушку, подозревая, что та ее дразнит, но опять – красота девчонки ослепляла настолько, что невозможно было разглядеть ничего под ней. Чертова картинка! Это же классическая язычница – пришло Алисе в голову. В ней больше женского, чем в пенных нимфах Рубенса или растянутых шлюхах Модильяни, и гораздо больше первобытного, чем в губных лилиях Джорджии О’Кифф[60]. А все потому, что эта девушка сама была той настоящей дикой полноцветной нимфой, которую пытался вообразить Рубенс, а не моделью, призванной воплотить его идеал… той самой раскрытой лилией, а не символом на темпере у старой сенильной тетки. И какая жалость, что этот беспечный дух затащили на борт этой фальшивки – прочь из дому, прочь от знакомых берегов к дешевым трюкам и показной мишуре. Несчастное дитя обречено попасть в лапы пустоголовому качку, ясно как божий день, со всеми потрохами. По глазам видно. Через десять лет она превратится в очередную мать-одиночку без денег и с грудями до колен. Меньше чем через десять.

Алиса не удостаивала «Крабб-Потте» своим присутствием с того самого открытия и драки с Мирной Крабб. Но она резонно рассудила, что старая школьная подружка наверняка сейчас на съемках поглощает киношный блеск. С наружной двери, что ведет прямо в бар, даже не сняли засовы, а обеденный зал был пустынен, как Главная улица.

Одна из девиц Крабб – из другой семейной ветви, со стороны Иствиков, – в одиночестве стояла за прилавком, когда Алиса с Шулой вошли через автоматически открывающуюся дверь. Прислонясь к большому кофейному термосу, девица ныла о чем-то в селефон. Ее имя было Дайна, но все звали ее Дойной – Дойной Нойной. Как самая младшая в иерархии, она осталась дежурить во «Всегда Открытом» «Крабб-Потте», в то время как все ее кузины ушли, и теперь их все видят вместе с Красивыми Людьми. Бедная Дойна была некрасива, как заляпанный грязью моллюск, даже если не обращать внимания на ее аденоидное нытье. Волосы походили на палубную швабру, оставленную сушиться на перевернутом ведре. Глаза – угрюмые ямы. Подбородок вечно в слюнях, как подтаявший стаканчик с ванильным мороженым. В этом городе присматривать за своими заведениями только и остались Дойна Крабб и Айрис Греди, размышляла Алиса, – противоположные концы одной и той же палки. Одна ни шиша не видит, на другую тошно смотреть.

– Как дела, Дойна? Тебя оставили рулить баром и рестораном?

– Мне мало лет, чтобы брать что-то из бара, хотите меню?

Дойна не настроена на разговоры, немедленно догадалась Алиса и не стала представлять гостью. Она взяла две картонки в форме краба, на которых было напечатано меню, и повела Шулу к угловому столику с видом на Главную. Кто бы ни шел из доков, он непременно пройдет мимо «Крабб-Потте», особенно Кармоди. Это не самое любимое его заведение, он предпочитал «Дом Хвостов» на Аэродромной улице, поскольку там есть танцпол, но сегодня ему «Крабб-Потте» не избежать. «Ресторан и бар „Крабб-Потте“» был вечерним водопоем, к которому сходилось все высшее общество Куинака. Кого угодно из тех, кто представлял из себя что угодно в Куинаке, можно было схватить в счастливые часы в «Крабб-Потте» за шиворот. Если этот недавний лодочный рапорт был правдой, Кармоди с мальчиками первым делом явятся сюда – во всей красе своих морских приключений и жажде о них поведать. Они будут разочарованы, с ухмылкой подумала Алиса, найдя здесь всего лишь трех женщин: эскимоску, нытика и ворчливую жену.

– Можно начать с двух кофе – нет, один кофе и один травяной чай для моей английской гостьи. Без кофеина.