Читаем Песнь моряка полностью

При таком количестве хищных следов на дне пятидесятифунтового мешка «Пурины Чоу» осталось еще полно корма. И пятигаллонное пластиковое ведро, привязанное к колесу, тоже было заполнено водой больше чем наполовину. Щенку невероятно польстило знакомство со старым Марли. Она валилась на спину, извивалась и хныкала, на что Марли отвечал глубоким грудным урчанием большого и страшного Папы Волка. Алиса покачала головой. Мужские мачо-церемонии забавляли ее независимо от вида особей: лоси, сцепляющиеся рогами на весенних лугах, точно мальчишки деревянными саблями; то, как кукарекают и задирают головы петухи после победы над обворожительной цыпочкой; даже вид, с которым сахарные бошки в барах скачут перед очередной цацей, – животы втянуты, плечи ходуном, глаза полуприкрыты, словно окна в спальне с задернутыми, но не до конца, шторами. Их барные па мало чем отличались от ворчливых возгласов старого пса – слишком примитивные, чтобы обижаться, и слишком нелепые, чтобы принимать всерьез.

– Кусай его за нос, Чмошка, если начнет приставать. У тебя зубы острее, чем у него.

Но Чмошка была только счастлива поваляться и поскулить. После жизни с Папа-папиным пометом этот старый сердитый ворчун, наверное, тоже был неплохим утешением. Собаки валялись и рычали, пока Алиса наконец не рассмеялась и не швырнула в них ракушками:

– Все, хватит. Не укатайтесь до смерти. Хотите спагетти из банки? Сейчас найду чем открыть…

Так, словно это была команда закончить церемонию, собаки просто завозились в ракушках. С коробкой консервов в руках Алиса зашагала по грязной темной дорожке енотовых следов к металлической лестнице и открытой двери.

Трейлер лежал в руинах: порванные упаковки от «Орео», разбросанные кукурузные хлопья, повсюду макароны-рожки, разбитая бутылка кулинарного хереса, пожеванная колода покерных карт с голенькими цыпочками на рубашках – хуже, чем в берлоге у Папы-папы, честное слово. Весь интерьер, как легким снегом сцену, обсыпало гусиным пухом из разорванного спального мешка. Алиса также отметила коричневые кучки, оставленные в разных местах, но не без умысла: в чашке для сакэ на столешнице, в ящике для вилок и ножей, на северном полюсе небольшой лампы-глобуса, стоявшей у книжной полки. Алиса снова заусмехалась. Ага, старый Марли устроил себе неплохой мальчишник: поел пасты, поиграл в покер, попил сладкого вина – ну, и не смог удержать себя в руках. Или в лапах, если точнее. Подожди она еще день, наверняка застала бы его за просмотром порнухи: Бэмби в постели с Дамбо.

Она нашла под раковиной пакеты для мусора, а в том, что, вероятно, было шкафом Грира, – метлу. Одежда выглядела так, словно ее долго мучили на Марди-Гра, и пахла тем же – черным ромом, и брютом, и одеколоном «Кул-спайс». Метла служила вешалкой для галстуков – ее перевернули вверх ногами, а галстуки цепляли между соломинок. Повесив галстуки на воротник лиловой спортивной куртки, Алиса взялась подметать мародерский бардак. Все-таки она чувствовала себя отчасти за это в ответе. Если бы она заходила регулярно, как обещала, дебош никогда бы не случился. Эти первобытные животные ритуалы приводят к беспорядкам, если не следить за ними как следует.

Больше всего требовала уборки территория Грира – основное буйство происходило вокруг его незаправленной койки. Его особенное цветочное амбре, должно быть, привлекало животных – территория Айка, с другой стороны, осталась сравнительно чистой. Порван спальный мешок, но, судя по всему, чисто для красоты. Ни тебе крошек «Орео» на подушке, ни коричневых букетов на вещах. Здесь жила мужская особь, к которой другие мужские особи относились с уважением и держали дистанцию. Или вообще не замечали. Может, со всеми этими умерщвлениями плоти Саллас достиг просветления и лишился запаха, – говорят, это удается некоторым отшельникам и святым мужского пола. Женского тоже – Алиса могла бы таковых вспомнить, правда, они не были святыми.

Как только был изведен гусиный пух, а опрокинутые фотографии поставлены прямо, маленькая ниша Салласа превратилась в образец умеренности и аккуратности. Все расположено с толком и удобством – как в каюте, вдруг поняла Алиса, или в камере… там, где нужно занимать поменьше места, потому что ничего другого у человека не будет, пока не выйдет срок. Привычка времен флота и тюрьмы.

На прикроватной книжной полке стояли часы и лампа на гибкой ножке. Часы старомодные, с круглым циферблатом, в лампу вкручена старая лампочка накаливания. Не простой спартанец, отметила Алиса, а сентиментальный. Единственным настенным украшением служила забавная открытка из тех, что продаются в любой сувенирной лавке: черно-белое фото Куинака и его зазубренных окрестностей с шутливой надписью большими красными буквами: «ПРИВЕТ ВАМ С КРАЯ СВЕТА!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века