Песнь о крестовом походе против альбигойцев

«Когда мы возвратим Бокер, что был мне Папой дан,
Я на воротах прикажу повесить горожан,
Чтоб впредь не поднял головы изменник и смутьян!»
Сказал Монфору Юк Ласи, избрав суровый тон:
5 «Готов ли суп, любезный граф? По вкусу ль поперчен?
Вы в силах только полагать, каков бы ни был план,
Дано Христу располагать судьбою христиан.
Легко ли город покорить, что нами окружен?
Любовь в сердцах у горожан воздвигла бастион,
10 Им графа юного в князья Господень дал Закон,
Христос — духовный их Отец, Раймон — их сюзерен;
Лишь страх принудил горожан идти тропой измен,
Когда их городом владеть стал Лев, Кресту взамен![515]
Насилье, граф, ведет ко лжи. Все клятвы — прах и тлен,
15 Когда тому принесены, кто взял обманом лен.
Нет, не по праву юный граф своих земель лишен,
А там, где право пало в прах, любой упрек смешон.
Вас, граф, во многом упрекнуть имею я резон.
Иль все мы здесь сошли с ума? С начала всех времен
20 Столь тщетно ветер не взвивал шелка ничьих знамен,
Ведь о лишениях враги не слышат и в помин:
У них отличная еда, прекрасный выбор вин,
Им в день привозят корабли со снедью сто корзин.
Жара бокерцев не томит, их шлем не раскален,
25 А нас пугает жаркий день и ясный небосклон,
И черств тот хлеб, что мы едим, и плох, и пресен он.
К тому же в действиях своих враг вовсе не стеснен,
Бокерцы могут покидать свой город без препон,
Держа нас в страхе день и ночь. Забыв покой и сон,
30 Мы ночью не снимаем лат и меч наш обнажен.
Мы здесь попали в сущий ад. И столь тот гнет силен,
Что все здесь заживо гниют и не слабеет стон».
Но граф ответил: «Не пришел день скорбных похорон!
И есть у вас и у меня святая цель, барон.
35 Кто телом жертвует своим, крепя Господень трон,
В рай после смерти попадет, от вечных мук спасен».
Воскликнул доблестный Руси:[516]

«Клянусь, что граф СимонИмеет сердце короля. К чему нам слов туман?
Спасаться бегством королю не позволяет сан!
40 И чтобы в скупости, сеньор, вас не винил мужлан,
Купите нам других коней, свой облегчив карман.
Тогда будь вплоть до Рождества сей город осажден,
Мы непременно победим, освободив донжон».
«Итак, — сказал Ги де Леви, — успех не предрешен,
45 Коль могут жители кормить своих детей и жен;
Не заперт в городе своем враждебный гарнизон».
До Богородицына дня[517] никто не нес урон;
Когда же, праздник возвестив, поплыл над миром звон,
Немало седел боевых легло на ткань попон.
50 Взялись французы за мечи, всяк был к оружью зван,
В своем шатре любой барон и каждый капитан[518]
Стянули на броне ремни, одев железом стан.
Жестокость в сердце у бойцов нашла себе притин;
И в битве жалости не знал отважный паладин,
55 Который опытен и мудр и не для зла рожден,
Вооружением богат и силой наделен.
Я вам, сеньоры, назову лишь несколько имен:
Там был отважный де Берзи, затем сеньор Эмон,
Сеньор Тибо, сеньор Пейре, что спесью обуян,
60 И Ги, достойнейший барон, чей не пустел карман.
Отряд в приюте Сен-Лазар[519] был тайно размещен.
Когда же солнце съело тень и опалило склон[520],
Пошел на штурм Симон Монфор, поставив жизнь на кон,
И горожан атаковал, готовя им капкан.
65 Французы, выстроившись в ряд, скажу вам не в обман,
К самим воротам Ла-Круа[521] спешили меж равнин,
И первым ехал граф Монфор, став во главе дружин.
За графом ехал Амори, его достойный сын,
Сеньор Ален, сеньор Фуко, в ком страха ни на гран...
70 Шли прямиком через сады отряды парижан,
Ревели трубы и рога, бил громко барабан.
Те, кто ворота защищал и был у самых стен,
Воззвали в страхе к небесам, предвидя смерть и плен,
Какой-то бес им нашептал, что город покорен,
75 Они, оружье побросав, все побежали вон[522].
Но те, кто опытен и мудр, отважен и силен,
Отнюдь не бросились к реке, пустившись вплавь средь волн,
Не сели, плача и скуля, на лодку или челн,
Но лучник взял свой верный лук и полный стрел колчан,
80 А рыцарь сел на скакуна, вдев ногу в сталь стремян.
Шел им на помощь весь народ, не важно, стар иль юн,
Иные прибыли пешком, иных принес скакун,
И был их сердцу звон мечей милее пенья струн.
Так много рыцарей и слуг сошлось у тех куртин[523],
85 Что враг пустил коней в обход, гоня их на Ла-Винь.
Был топот множества копыт похож на шум лавин,
Ведь мчалось войско чужаков, тревожа сон долин,
Туда, где ждал засадный полк, в готовность приведен.
«Сеньоры, — рек Рауль дель Гва, — беда со всех сторон,
90 Давайте тот захватим вход, что слабо защищен!»
И вот, пришпорив скакунов, спешат врагу вдогон
Достойный Юк де Ла Балас, что битвой упоен,
Сеньор Лаэнс, сеньор Имбер и Ги де Каваллон,
Чтоб грудью встать за весь Прованс, Тулузу и Нарбонн.
95 Гильем Минервский, славный пэр, Раймон де Монтобан,
И славный рыцарь Аземар, и доблестный Ростан,
И с ними — лучшие бойцы, кем горд тулузский стан,
Врагу, что их атаковал, не показали спин.
Сражались рядом в том бою сеньор, простолюдин,
100 И много было там секир, стальных мечей, жердин,
Булав, и дротиков, и стрел, рогатин и дубин.
Бокерцы, обнажив мечи и дав копью наклон,
Сражали насмерть чужаков, поставив злу заслон.
Пришлось французам тяжело. Им в грудь летел валун;
105 И лучник меткою стрелой, а я отнюдь не лгун,
Пронзал арабского коня, что быстр как ураган.
Со стен кипящая вода лилась за чаном чан,
И не один павийский шлем мечом был рассечен.
Столь был упорен ратный спор, столь бой был напряжен,
110 Что умер рыцарь не один, став пищей для ворон,
Лежать остался весь в крови, во цвете лет сражен.
Одни кричали: «Граф Монфор!», другие: «Граф Раймон!»
Страдает раненая плоть, луг кровью напоен.
Столь храбро бились те бойцы из разных мест и стран,
115 Они друг другу нанесли столь много тяжких ран,
Что всяк доволен был собой, на подвиг вдохновлен
И, думаю, гордился тем, что не был дух смятен.
О битве песня говорит, беря сердца в полон!
Когда увидели враги — Фуко, Ласи, Ален, —
120 Что им преград не одолеть, не выбить клином клин,
Они в свой лагерь боевой ушли все как один.
Вот так у городских ворот французам бой был дан.
И, чтобы муки облегчить, уменьшить злую дань,
Пустили в дело лекаря и соль, и мазь, и ткань,
125 Бальзам, и воду, и яйцо, как было испокон.
Пусть боль тяжка, но знали все: Бокер не побежден
И выгод не добился враг и на гнилой каштан.
Никто, и даже граф Монфор, скажу вам не в обман,
Не страшен храбрецам.