Песнь о крестовом походе против альбигойцев

Думается, что вопрос о степени соответствия поэтических систем оригинала и перевода гораздо шире и значимей, чем лексические рамки, которые слишком часто ограничивают разумную «вольность» поэтического перевода. При переводе поэзии прямое соответствие, с короткой «длиной контекста», опирающееся на номинативную, назывную функцию слова, вряд ли продуктивно. Разве что речь идет о включенных в состав стихотворения научных терминах, именах собственных, «кальках» или тому подобном. Конечно, общее требование лексического соответствия ценно и вполне применимо к произведению в целом или к его крупной, структурно законченной части, например, строфе, но никак не к переводу конкретной фразы оригинала. Перемещение или даже замена слова, фразеологического оборота или стилистической формулы внутри структурной единицы текста (в нашем случае, лессы), если при этом не возникают побочные эффекты, не меняет ни содержание, ни целостную поэтическую ткань оригинального произведения и, следовательно, вполне возможно. Думается, что при переводе поэзии следует обратить особое внимание на тот факт, что любое поэтическое высказывание имеет в виду развертывание минимизированной словесной структуры, так называемой «нулевой ступени», с помощью какой-либо стилистической фигуры и с целью завоевать внимание читателя и создать нужный этос. Более того, анализ переводимого текста показывает, что одна и та же «нулевая ступень», передающая содержание высказывания наиболее простыми языковыми средствами, часто корректируется средневековым автором в сторону разнообразия, множественности вариантов, а зачастую прослеживается и авторское стремление к усложнению используемых стилистических формул. На этом основании и переводчик имеет определенную степень свободы в обращении с иноязыковой «нулевой ступенью» и право на множественность применяемых стилистических формул.

Приведем пример. При описании боевых действий средневековый автор, как правило, нагромождает имена участников сражения, перечисляет разнообразные элементы ратного снаряжения, характеризует благородных рыцарей соответствующими эпитетами. Перечисленные автором на протяжении всего произведения понятия и реалии составляют референтный набор, являющийся следствием доступной ему реальности. Естественно, что конкретные авторские описания в каждом случае являются результатом вариативного выбора эпитетов и означающих слов из референтного набора, сами же описания весьма избыточны и в целом используются автором в качестве стилистического приема, позволяющего создать эмоциональный фон происходящих событий. Все это должен учитывать переводчик. Его цель — воссоздать эмоцию, используя тот же стилистический прием «нагромождения», а выбор нужных имен собственных, эпитетов, понятий и реалий из имеющегося референтного набора в каждом конкретном случае вариативен и зависит от множества сопутствующих факторов.

Проблема лексического соответствия неизбежно возникает и при наличии в изначальном тексте или в составе средств языка-приемника тропов, то есть словесных конструкций метафорического типа. Троп, как известно, связан с явлением полисемии и позволяет слову проявить свой контекстно-зависимый смысл. В некотором роде любая поэтическая фраза является тропом, поскольку основной задачей поэтической речи как раз и является обнаружение в языке его скрытых возможностей. Для средневековой поэзии обилие метафор и тропов не слишком характерно, однако этот фактор едва ли упрощает задачу переводчика. Дело в том, что современный русский язык сам по себе насыщен тропами, поэтическая речь, к которой привык читатель, также построена на тропах. Возникающие при этом «вторые смыслы» существенно затрудняют восприятие перевода как «неоригинального текста». Думается, что ключом к решению этой задачи в рамках рассматриваемой нами средневековой поэзии «больших форм» является осторожная архаизация лексики перевода, включение просторечий, упрощение стилистики перевода, даже в ущерб некоторым лексическим и структурным особенностям оригинала.