«Скажу по правде, — граф ему в ответ.—
Молился я сейчас царю небес,
Чтоб он помог мне в доброте своей,
И на куски тебя рассек мой меч,
И ты нашел себе могилу здесь».
Эмир вскричал: «Ты не в своем уме.
Ваш бог не так могуч и милосерд,
Чтоб надо мною верх ты взять сумел».
Граф рек: «Срази тебя господь, наглец!
Коль не оставит бог меня в беде,
Сегодня же с тебя собью я спесь».
Но турок вновь: «Ты не в своем уме.
Признай, что твой Христос не бог, а лжец
И что его сильнее Магомет,
И больше всыплю я тебе в кошель,
Чем у твоей родни всей вместе есть».
Граф рек: «Срази тебя господь, наглец!
Отступником не стану я вовек».
«Я вижу, — молвил турок, — ты гордец.
Посмотрим, так же ль ты и в схватке смел.
Скажи, кто ты таков, да лгать не смей».
«Узнай же правду, — отвечал храбрец.—
Я не таил ее ни перед кем.
Меня нарек Гильомом мой отец,
А был им Эмери, что стар и сед.
У Эрменгарды, матери моей,
Сынов, опричь меня, родилось шесть:
Бернар, что получил Бребан в удел;
Эрнальт Геройский, чей близ моря лен;
Гарен, молвой прославленный уже,
И Бёв де Коммарши, лихой боец,
С Гибером д'Андерна, меньшим из всех.
Приходится мне братом и Аймер,
Но этот — редкий гость у нас в семье:
Он днюет и ночует на войне —
Славян и сарацин громит везде».
Едва с ума не свел эмира гнев.
Он выпучил глаза, побагровел:
«Трус, не переживешь ты этот день,
Раз вы с моей роднёю во вражде».
XXIII
Бросает графу сарацин надменно:
«Гильом, я вижу, не в своем уме ты,
Коли в того, кто слаб и жалок, веришь.
Ваш бог сидит за облаками в небе,
А здесь он и арпаном не владеет:
Земля есть достоянье Магомета.
Все ваши таинства, обряды, мессы,
Причастие, венчание, крещенье
Мне легковесней кажутся, чем ветер.
Я христианство почитаю бредом».
Граф рек: «Наглец, срази тебя предвечный!
Не вера у тебя, а вздор нелепый.
Твой Магомет, как каждому известно,
Спервоначалу был к Христу привержен
И наше проповедовал ученье,
Но занесло его однажды в Мекку,
Где он вином упился невоздержно,
Свининой ^мерзопакостно объелся.
Кто бога видит в нем, тот глуп безмерно».
Ответил нехристь: «Ты солгал бесчестно,
Но коль ты внимешь моему совету
И веру без раздумий переменишь,
Я столько дам тебе земель и денег,
Что весь твой род сполна имеет меньше,
Хоть знатен он, как я слыхал нередко,
И славится отвагой повсеместно.
Тебе я не хочу позорной смерти.
Коль ты согласен — говори скорее,
А не согласен — погибай в мученьях».
А граф: «Наглец, срази тебя предвечный!
Теперь ты для меня еще презренней:
Зря не грозится тот, кто смел на деле».
Граф на коня вскочил одним движеньем —
Не взялся за седло, не тронул стремя,
Четырехпольный щит надел на шею,
Рукою правой меч сжимает гневно
II со значком копье вздымает левой.
Врага окинул гордым взглядом нехрисгь,
Но сам себе признался откровенно:
«Свидетель Магомет, кому я предан,
Отваги в этом человеке бездна».
Когда б услышал граф такие речи
Да пожелал пойти на примиренье,
Легко он схватки избежать сумел бы.
XXIV
«Скажи, француз, — спросил Корсольт ужасный, -
Ради того, в чью честь готов сражаться:
Ты Рим своею вотчиной считаешь?»
Промолвил граф Гильом: «Скажу по правде.
Я конно и оружно буду драться
Лишь ради бога, коего мы чада.
Не мне, а Карлу город сей подвластен
С Калабрией, Тосканой и Романьей.
Там Петр святой на троне восседает,
Его местоблюститель папа правит».
Эмир в ответ: «Не в меру ты запальчив:
Сражаться за чужое достоянье
Не станет ввек тот, у кого есть разум.
Но все ж тебе я льготу предоставлю.
Нагни копье, наставь его как надо
И бей мне в щит — не шелохнусь я даже:
Охота мне взглянуть, сколь ты отважен
И сколь сильны твои удары, карлик».
Подумал граф: «Я глуп, коль медлить стану»,—
Отъехал на арпан, чтоб разогнаться,
Помчался по холму, что крут изрядно,
Нагнул копье и на врага наставил,
Но с места тот не сдвинулся упрямо.
Сказал Христов наместник: «Будет схватка.
Костьми в ней правый иль неправый ляжет.
Пусть молятся творцу все люди наши,
Чтоб жив Железная Рука остался
И невредим вернулся в Рим богатый».
Бой начинать решил Гильом бесстрашный —
Он будет глуп, коль дольше медлить станет,
Поводья бросил, вскачь коня пускает,
Копье склоняет со значком атласным,
В щит турка золотой вонзает с маху.
Посыпались с навершья чернь и краска,
Щит лопнул, вслед за ним броня двойная,
А вслед за той кольчужная рубаха.
Копье вонзилось в тело басурмана,
Да так, что наконечник вышел сзади —
Хоть вешай плащ, коль оказался рядом.
Гильом свершил и потрудней деянье:
Копье из тела вытащил обратно.
Но не моргнул и тут язычник глазом,
А лишь себе в душе признался тайно:
«Ручаюсь Магометом, чей слуга я,
Тот не умен, кто станет насмехаться
В бою над этим человечком малым.
Когда друг другу нынче мы предстали,
Я заключил, что мне он не опасен,
Его безумцем посчитал напрасно
И даже льготу дал ему, тщеславясь,
А так меня, как он, никто не ранил».
Эмир боится потерять сознанье.
Меж тем Гильом опять в атаку скачет.
XXV
Железная Рука могуч и лих.
Копье он в тело недругу всадил,
Потом извлек движением одним,
Порвал врагу ремень, что держит щит,
И щит слетел у нехристя с руки,
А графу громко закричал весь Рим:
«Гильом, господь с тобой! Смелей руби!
Апостол Петр, героя не покинь!»
Услышал смелый рыцарь этот крик,