Покуда разбивает стан противник.
Пойду я с ними, коль необходимо».
«Совет разумен», — рыцари решили.
Без промедлеиья каждый снарядился:
В броню облекся, шлем на лоб надвинул,
Меч прицепил, в седло проворно прыгнул,
На шею щит четырехпольный вскинул,
Копье рукою правой крепко стиснул.
На вылазку они пошли, но тихо,
А тут туман, к несчастью, так сгустился,
Что стало ничего вокруг не видно,
И лишь тогда французы спохватились,
Когда к ним в лагерь римляне проникли,
Коней угнали, конюхов убили,
В огонь на кухне вывернули пищу,
Лишив при этом сенешаля жизни.
Людовик пешим наутек пустился.
Бежит он меж шатров, спасенья ищет,
Кричит: «Бертран, Гильом, куда ж вы скрылись?
На помощь, бога ради, мне придите.
Без вас, бароны, нынче я погибну».
Меж тем Гильом окрест с отрядом рыскал.
Внезапно граф Бертран его окликнул:
«Не время ли нам, дядя, возвратиться?
Я шум изрядный в нашем стане слышу.
На выручку своим прийти должны мы».
Граф молвил: «Нет, направимся мы к Риму.
Пусть все подвяжут шлемы перед битвой.
Коль мы занять ворота исхитримся
Да наша рать из стана в поле выйдет,
Потяжелей несчастье Рим постигнет,
Чем в день, когда Гефье сошел в могилу».
Поворотил на Рим отважный рыцарь,
А тут, по счастью, так туман сгустился,
Что римляне не раньше спохватились,
Чем ворвался Гильом в ворота с криком:
«Французы, Монжуа! Смелей рубите!»
Видать бы вам, как закипела сшибка,
Как много было там щитов пробито,
Как много крепких броней расскочилось,
Как друг на друга мертвецы валились!
Рать короля из стана в поле вышла,
Ударила на вылазчиков с тыла.
Потери их уже неисчислимы:
Один убиты, ранены другие,
А третьи в плен к французам угодили.
Пустился наутек их предводитель,
А граф Гильом за ним вдогонку мчится,
Кричит врагу: «Вернись! Коль бой не примешь,
Умрешь, как трус, бесславно и постыдно».
Копье француза в беглеца вонзилось,
И тот коню на шею пал бессильно,
И головы наверняка б лишился,
Когда бы не взмолился еле слышно:
«Барон, коль вы — Гильом, явите милость:
Меня не убивайте — в плен возьмите.
Бочонок денег дам я вам как выкуп».
К противнику подъехал граф поближе,
Его обезоружил торопливо,
К Людовику доставил в лагерь мигом
И к своему отряду возвратился.
Меж тем Гугон Немецкий кликнул свиту
И молвил так: «Словам моим внемлите.
Всех вылазчиков наших изрубили.
Коль не пошлю Людовику я вызов
И сам не выйду с ним на поединок,
Победы нам вовеки не добиться».
LVIII
Гонца Гугои Немецкий призывает.
Тот подъезжает на коне арабском
В плаще, что куньим мехом изукрашен.
Жезл, как копье, вздымает он руками.
Гонца Гугон Немецкий так наставил:
«Не мешкая скачи вон к тем палаткам.
Там станом стал Людовик, отпрыск Карла.
Скажи, чтоб нам он не чинил препятствий,
Не притязал на Рим, наследье наше.
А если мне ответит он отказом,
Пусть спор со мной оружием уладит —
Сам или за себя бойца представив.
Коль потерплю я пораженье в схватке,
Займет он Рим со всем окрестным краем
Как вотчину свою и достоянье;
А коль мечом победу я стяжаю,
Гроша с меня он не получит даже —
Пускай сидит в Париже или Шартре,
А Рим моим наследием признает».
Гонец ответил: «Государь, вы правы».
Ворота распахнулись, он помчался,
Влетел галопом во французский лагерь,
Там спешился у королевской ставки,
Вошел в шатер просторный и богатый,
Где пребывал Людовик, отпрыск Карла.
Гонец ему сказал при всех вассалах:
«Не с миром к вам я прибыл, император.
Вам здравья пожелать — и то нельзя мне.
Меня Гугон Немецкий к вам отправил,
Велел предупредить вас без утайки,
Чтоб больше вы на Рим не притязали.
А если вы ответите отказом,
С Гугоном спор оружием уладьте —
Иль сами, иль взамен бойца представив.
Коль вам противник верх уступит в схватке,
Займите Рим со всем окрестным краем
Как вотчину свою и достоянье;
А коль мечом победу он стяжает,
Гроша с него вы не возьмете даже —
Сидите впредь в Париже или Шартре,
А Рим его наследием признайте».
Король послушал, взор потупил мрачно,
Потом в глаза своим вассалам глянул:
«Бароны, я скажу, а вы внимайте.
Гугон Немецкий вызов мне бросает,
Решить оружьем хочет нашу тяжбу,
А я пока что слаб и юн годами,
Не выстоять мне в схватке столь опасной.
Кто из французов мне заменой станет?»
Послушали бароны, промолчали.
Король чуть с горя не утратил разум,
В свой горностай уткнулся и заплакал.
Но в лагерь возвратился тут, по счастью,
Гильом Железная Рука с отрядом.
Не сняв доспехов, он в шатер ворвался,
Увидел плачущего государя,
От ярости чуть не утратил разум
И громко закричал при всех вассалах:
«Король мой бедный, будь вам бог оградой!
Кто вас довел до слез? Кто обижает?»
Король в ответ, не мешкая нимало:
«Свидетель бог, признаюсь без утайки.
Гугон Немецкий вызов мне бросает,
Решить оружьем хочет нашу тяжбу.
Французы быть заменой мне боятся,
А я пока что слаб и юн годами,
Не выдержать мне столь опасной схватки».
Воскликнул граф: «Будь вам господь оградой!
За вас, король, сражался я раз двадцать.
Неужто в двадцать первый испугаюсь?
Ну, нет! Сегодня дам я бой изрядный,
А вот французов ваших в грош не ставлю».
Затем Гильом гонца окинул взглядом.
LIX
«Приятель, — граф Гильом промолвил гордо,—
Скажи тому, кем ты в наш лагерь послан,
Что здесь нашелся рыцарь благородный,
Который рад заменой стать сеньеру.