Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

Знатно мавра Аликанте
В стенах Ко́рдовы встречали.
Восемь штук голов кастильских
У него в мешке стучали.
Альмансор, властитель мавров,
Сам торопится к солдату,
Многих мавров перебили,
Но и враг понес расплату.
Вот помост сооружают
Для кровавого гостинца
И выводят из темницы
Дона Густьоса, кастильца.
И спросил властитель мавров,
Лишь явился пленный рыцарь:
«Погляди, Гонсало Густьос,
Узнаешь ты эти лица?
Бились мы у Альменара
И, вернувшись из похода,
Принесли добычу эту,
Знатного, должно быть, рода».
«Я скажу вам все по правде», —
Отвечал ему Гонсало.
Рыцарь кровь отмыл с убитых
И лица на нем не стало.
«Это Нуньо, обучал он
Сыновей моих науке.
А других не узнавать бы!
Не придумать горше муки!
Все они из рода Лара,
Сыновья мои родные».
И Гонсало шепчет мертвым,
Словно все они — живые:
«О, храни вас небо, Нуньес,
Сыновей моих учитель!
Вам я всех детей доверил!
Где они теперь, скажите?
О, простите! Все я понял!
До того, как вас убили,
Вы урок им преподали,
Умереть их научили».
Тут он голову увидел
Сына старшего, Диего.
«О, добрей тебя, Диего,
Не встречал я человека.
У Фернандеса, у графа,
Знаменосцем был ты главным.
Мой любимец, мой наследник,
Умер ты в бою неравном».
Омывает он слезами
Голову второго сына,
Узнает черты родные,
Узнает лицо Мартина.
«Бог простит тебя, надеюсь,
Боль моя, мой сын любимый,
Несравненнейший наездник,
Шахматист непобедимый,
Замечательный оратор,
Собеседник остроумный».
И над третьей головою
Он рыдает, как безумный:
«Всех придворных, дон Суэро,
Очаровывал легко ты.
С королем вдвоем так часто
Возвращался ты с охоты.
Но изменник дон Родриго
Сети смертные расставил:
Восьмерых обрек на гибель,
А меня в плену оставил».
Над своим четвертым сыном
Наклоняется Гонсало
И, узнав лицо Фернана,
Стонет глухо и устало:
«Был ты крестником Фернана,
Графа лучшего на свете.
Бил ты вепря в одиночку
И матерого медведя.
Не дружил ты и не знался
Никогда с людьми дурными!»
Пятого он видит сына,
Пятое он шепчет имя:
«Сын мой милый, Руй Гонсалес,
Самый лучший рыцарь в мире,
Равных не было и нету
Ни в бою, ни на турнире.
О, как предал дон Родриго
Ваши души молодые!»
Видит он шестого сына,
Стонет, кудри рвет седые:
«О, не знал я, сын мой Густьос,
Изумительней солдата,
Не могли тебя заставить
Лгать ни серебро, ни злато.
Ты копьем владел на зависть
И чертям, и человеку!
Превратить любого мог ты
В мертвеца или калеку!»
Взял он голову с помоста,
И мороз прошел по коже:
«О, любимец доньи Санчи,
На нее во всем похожий!
Будет звать она: «Гонсало!
Драгоценный! Ненаглядный!»
Самый статный из танцоров,
Самый в обществе галантный.
Никогда кутилой не был,
Денег не бросал на ветер.
Чем дожить до этой встречи,
Лучше бы я умер, дети!»
Вся толпа вокруг рыдала,
Горе увидав такое.
И увел властитель мавров
Старика в свои покои.
Боль пронзила Альмансора,
И красавицу сестрицу
Он послал для утешенья
К старцу пленному в темницу.
Так прониклась мавританка
Милосердной этой ролью,
Так успешно дон Гонсало
Справился с жестокой болью,
Что родился сын Мударра,
Мститель за инфантов Лара.