Песнь Виноградной Лозы. Запах трав

— Да подстрекателя поймали. Казнят сегодня. Фифа достал свои бронзовые пластины. Певка очень хотел войти в круг аристократии, не зря всё время крутился вокруг них. К тому же, Фифа слышал, что тот собирается сделать себе горий, колчан в скифском стиле.

— Во, глянь, — Фифа показал бронзовые пластины. — Кария перед нашествием ахеменидов. Посмотри.

Певкеста разглядывал пластины, глаза его загорались, но он ещё сомневался. Не у каждого внука купца колчан украшен как у аристократа.

— Илька сказал, что тут заговор вплетён, чтобы стрелы не переводились, — небрежно бросил Фифа. Это был решающий довод, купеческая скаредность сделала своё. Певка, не раздумывая, отсчитал назначенную сумму. Фифа улыбнулся — всё на ингредиенты ему хватит, и довольный пошёл домой.

5 глава

Эги. 344. г. до н. э. От Кузьки

Залитый солнечным светом луг и огромные яркие маки, словно капли крови растёкшиеся в луже, переродившиеся в цветы. Череда времён и картинок, как это бывает только во сне, где всё не реально и всё ощутимо, каждый звук, запах, дуновение, всё можно попробовать на вкус, но почему-то это не приходит в голову. И вот это уже поле вереска, по которому проносится ветерок. Тени подымаются, встают… Их движение размыто и завораживающе… Вереск сменяется асфаделью…

Кузька вскочил. Похоже он задремал после обеда, в библиотеке отца за книгой. Хорошо Гектор этого не видел, устроил бы какую-нибудь пакость. Над чем же он таким умным заснул. Кузька повертел в руках книжку по Природознанию, а ведь её задали, по ней отвечать придётся. Тут невиданный жираф, рождённый от многих животных. Тут и бокосы и драконы, субосы и ихневмоны из Та-кемет, сфинксы оттуда же, хорошо ещё местных мифических сфиг нет. И это всё запоминать надо, места их обитания и их особенности чем хамелеон от саламандры отличается, запомнить сцинков, легендарных гиппопотамов, катоблепов, скиенов. А они у него все путаются, друг на друга налезают. Вообще не понятно, существуют ли такие животные — а ему учи. Вот кентавров, гарпий — почему-то не изучают, а ахеменидского грифа учить надо.

Кузька отложил книжку, вечером опять читать будет, может младшему вслух почитать — легче запомнить. Левонтий в свои четыре года с удовольствием слушает рассказы о животных. Малыш даже книжки о животных собирает, и ко всем животным ручонки тянет. Дать бы по этим ручонкам. Олеженного сокола вечно схватит и себе за пазуху суёт. Бедная птица молчит, понимает, что малышей обижать нельзя, даже когда хочется. Благо его белоголового кречета, малютка отловить не может. Вроде дом большой, а ни одного четвероногого друга не принесёшь. Или Гектор куда-нибудь запрячет, чаще всего в комнату старших братьев, или малютка лапками загребущими под себя заберёт. А из комнаты старших не заберёшь питомца. Ни Олежа, ни Приам к себе не пускают. В прошлый раз, Кузька еле смог своего барсука оттуда вызволить.

— Эк! Ты дома? — Кузька на всякий случай окликнул брата. Тишина. Того не было. Гектор больше всех из детей Пармения походил на него, и чем старше становился, тем больше. Он и сейчас, будучи моложе Кузьки на два года, часто на палестре занимается с ними, из-за своей медвежьей силы в росте и стате он не уступает старшим мальчишкам. В драках, Кузька, не всегда может победить младшего, а драки случаются регулярно.

Отложив книжку на вечер, Кузька влез в свою зелёную куртяжку с капюшоном, больше напоминающую охотничий камзол, зацепил на спину длинный кинжал, и прихватив мешок с кормом, побежал навещать своих питомцев.

Сокращая дорогу через лес, Кузька сразу оказался у городской круглой клумбы. Рядом с ней росло огромное дерево, пошорудив у ствола. по верёвочной лестнице, спустившейся к нему, мальчишка залез наверх. Там из веток было сплетено лежбище, где даже в дождь было сухо и хорошо. На встречу парнишке тут же выскочила белка, уже меняющая рыжую шубку на серую. Серыми же были и кисточки на ушах, смешно торчащие в разные стороны, словно локоны красотки. Чёрный нос втянул воздух, попробовал запах и она быстро побежала к Кузьке, учуяв принесённую еду. Мальчишка отсыпал ей орешков.

— Курлы? — уточнил белоголовый кречет, живущий здесь же.

— И тебе принёс. Не ужели о моей красаве забыл? — Два шмата мяса были кинуты птице. — Не скучай тут, и мелкую озорницу не обижай.