Читаем Песни безумной Женщины полностью

Со слов надежды начиналось лето холодное, этими же словами оно и заканчивалось скоропостижно.

Бред несли мы как запаянные будильники, звонили по утрам, приносили неприятные известия.

Были пассивно-агрессивными, чем доставали до самых белых костей, и глубже.

Начало мая предстояло великим и конечным.

Конец заката, доставался сугубо близким и родным.

Середина високосного года, была как виски.

Броды углубились, и снизу пригрозили нам черти, которые преисполнялись спокойной музыкой, исполняемой черным козлом.

Звали и они нас потом, но мы не смели.

Сентябрь начинался после августа, это логично.

Но нелогичны песни твои были, Женщина.

В этом был смысл.

Сюрреализмом, ты прикрывала свой бездарный постмодерн, когда вино дешевое пила, и курила тяжелые, и неприятно длинные сигареты.

Однажды выстрел решал все.

Ты решила все одним лишь хлопком, полетом картечи прямо в голову волосистую.

Новая песня рождалась тогда.

Из осколков твоего черепа мы сделаем на прекрасное ожерелье, которое напомнит нам те строки.

Ягоды сохли на ветках у реки.

Гуси тот час, матерились, взлетая и разбиваясь небывало.

Мы наблюдали за тем гусепадом, забытые и в прекрасных украшениях.

И ветер не смел нам мешать, и ничто не могло нас тревожить.

Только быт ужасный иногда настигал нас в разных позах мгновенно.

Только реальность и кредиты, только давно открытая банка домашней аджики.

Тогда тринадцатая песня рождалась в чреве твоем, наша неминуемая дочь.

Так пой же ее, и их.


Песня 13.

Клянусь, я подслушал.

Ибо уши были у меня, и я мог все это слышать.

Да, каюсь, я подсмотрел.

Ибо глаза мои, пока еще могли все это видеть, и выносить.

Ты спала словно смерть.

Ты дышала со смыслом, тщательно обдумывая каждый вздох.

Ночные кошмары тревожили твою голову, как мою собственную.

Не пытайся избавиться от них, не пытайся забыть.

Прочувствуй их как иглу, пронзающую от пяток до мозга, слишком медленно чтобы не обратить внимание.

Пропусти через себя, словно вселенскую глупость, мировую насмешку.

Не сдерживай слез.

Плачь, словно холодный ноябрьский дождь, как недопитая бутылка, как дряблое тело.

Постарей в миг, ощути близость смерти, попробуй позавидовать им, это так необходимо.

Разложи все по местам, растасуй колоду по полочкам, да по очереди.

И продолжай дышать, размышляя над каждым вздыманием твоей вечной груди, как твердь.

Спой в очередной раз, о Женщина, о царица потолочная, спой же снова свою песню.

Я буду слушать.

Пускай грусть звучит по округе, пускай вянут цветы.

Дыши и пой.

Пускай услышат тебя и кроты, и слепни.

Пускай мертвецы в гробах не пожалеют о своем состоянии, пускай им станет легче.

Раскатом неслась твоя мелодия по шару земли, заглядывая в каждый закуток, в каждую глубину океанов.

И пусть небо выглядит так, как если бы ты осталась…


Песня 14.

Временами начинаешь задумываться, а потом и вовсе.

Начинаешь мысль, и становишься, как и поныне.

Почти сразу начинаешь как всегда, с того самого краю.

Довольно много начинаешь, да и совсем понемножку заканчиваешь, остывая.

Во время славных побед, злых неудач, словно бы скрипучие матрасы что видали многое.

Через пыльные одеяла, да испачканные простыни, что следы и тайны хранят.

Попросту встали мы с тобой однажды, и случились друг с другом.

Ну да, ну конечно, все твои песни, несуразные.

Все мои письмена псевдо-правильные.

Раскрутились да завертелись аки метели, аки свисты ветров запоздалых.

Развязались узлами, и свились висящими петлями.

Песни тогда короче становились.

Осенью становились длиннее ночи.

Забытые ботинки уже ничего не ждало.

Злые клоуны качали карусели, как и прежде.

И в ту пору холодную, когда мороз, но без снега.

В то время разума лишались мы, оставались лишь твои безумные песни.

Песни безумной Женщины.


Песня 15.

Записки старых безумцев, медленных до неузнаваемости курильщиков травы.

Хромые лошади столетий, гнилые плоды истории.

Обугленные пальцы, повязанные многоразовыми бинтами, с мыслью о доме.

Та, симпатичная медсестра, с глупым и прыщавым лицом, такая настоящая, такая осязаемая.

Полчища самопровозглашенных тараканов, жадных и агонизирующих.

Воронка времени, закат нового дня.

Былые заслуги, да незаслуженные наказания поминутно.

Не вяжущиеся с действительностью события, абстрактные камни полудохлых мышей.

Визг нашумевшего дождя, запах хлорки в подъезде, приятнее цветов.

Облупившаяся краска на стенах, словно чипсы, страна красок.

Гнилое дыхание увядающего тела, некогда молодого и полного радости.

Длинные, струящиеся до безобразия волосы на твоих ногах, под нейлоновыми колготками, тебе казались естественными.

А мне казалось разумным драться с бродячими котами за территорию, и проигрывать.

Я некогда еще любил бродить, но время отнимает и это.

Переплетение разных запахов, с запахами совершенно иными, недосягаемыми.

Недостигнутая невинность твоя, оказалась сломлена.

Раздавлена и уничтожена, превращена в кровавое месиво, следы на исподнем.

Расслоение происходило на многие половины, на многие километры тянулось оно.

И сколько не пытайся удержать, не удержишь, ничего не выйдет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Горм, сын Хёрдакнута
Горм, сын Хёрдакнута

Это творение (жанр которого автор определяет как исторический некрореализм) не имеет прямой связи с «Наблой квадрат,» хотя, скорее всего, описывает события в той же вселенной, но в более раннее время. Несмотря на кучу отсылок к реальным событиям и персонажам, «Горм, сын Хёрдакнута» – не история (настоящая или альтернативная) нашего мира. Действие разворачивается на планете Хейм, которая существенно меньше Земли, имеет другой химический состав и обращается вокруг звезды Сунна спектрального класса К. Герои говорят на языках, похожих на древнескандинавский, древнеславянский и так далее, потому что их племена обладают некоторым функциональным сходством с соответствующими земными народами. Также для правдоподобия заимствованы многие географические названия, детали ремесел и проч.

Петр Владимирович Воробьев , Петр Воробьев

Приключения / Исторические приключения / Проза / Контркультура / Мифологическое фэнтези