Читаем Песни безумной Женщины полностью

Твои песни становились все короче, и чуть более поэтичнее.

И я настораживался, ведь это неправда, это не похоже на правду.

После глубокой ночи сновидений, ты лежала раздавленная во все тех же грязных одеялах, из несвежей постели.

Твои прекрасные ноги внезапно выступали из-под него.

Твои волосы…ах да, ты и так знаешь.

Но, знаешь, что?

Еще не успевши дорассказать недосказанное, не вовремя не допев недопетое, оставалось еще пару вещей, но были они слишком грубы.

Ты уходила по ночам на работу, и приносила много денег.

Нет, ты не была сварщиком, или водителем маршрутки.

Ты была строгой в другом.

И не только я мог слушать твои песни.

Не только меня они завораживали.

Но это не делало тебя менее безумной, чуть менее прекрасной во всем этом.

Сложившиеся ситуации предвещали совершенно иные сходы событий.

Совпавшие обстоятельства решали все совершенно по другому сценарию.

Предложения сыпались как из пустого ведра.

Да в самое дырявое деревянное корыто.

Переполнялись, и угрюмо скатывались с краев.

Такие дела наступали, словно тень быта.


Песня 24.

В виду сложившихся обстоятельств, все произошло именно так.

За колыханием луны, мы не могли рассмотреть сути происходящего.

Были лживые попытки нашей обороны, столь дешевы и несуразны.

Были наступления в виде нападок, и по-настоящему смешных волочений по пыльной земле.

Случайности были столь велики, сколько мы позволяли им быть.

Разноименные стороны, имели разные имена.

В боли сладкой, корчились мы уже вместе.

Не те твои таблетки, и не этот мой алкоголь, не приносил ожидаемого результата.

А только глубже и сильнее в яму, только быстрее и противнее в сырость почвы.

Ты не могла мне солгать, а я больше не мог тебе поверить.

Ты больше не могла думать и дышать, а я больше не смел говорить слова, что некогда радовали нас обоих.

Закрылись двери на стальные замки, и выброшены были подальше ключи от этих замков.

Захлопнулись крышки гробов, и гвозди в них были крепки.

В непостижимое хотела меня отправить, а я хотел стошнить все это.

Это тебе не дешевое кино, где есть перипетии сценариста, тут жестокость настоящая.

Следи за пальцем указательным, он укажет тебе путь к неминуемой победе.

К жалкому концу укажет путь.

Будь ты проклята, со своими песнями, Женщина.

Они не сложнее высохшей на солнце монтажной пены, не правдивее извалявшейся в грязи свиньи.

Не крепче кнута кожаного, не быстрее запоздалой осени.

Ноябрь становился ближе, и мы его так ждали.

Следовал декабрь за ним, и тоже становился близким.

А весна, даже и не смела думать.


Песня 25.

Меня отравили, отравили самым жутким ядом, и я не смог оправиться.

Теперь я брожу по округе отравленный, и источаю тоже самое, что мог бы.

Таким образом, я уподобился стальным трубам, чугунным батареям, они тоже источают.

Полезность нельзя оценить визуально или тактильно, слабость нельзя разглядеть извне.

Разбираться лучше на запчасти, уходить лучше по натоптанному следу, да в одну сторону, ибо тот не вернулся назад.

Тела гнили при жизни, и источали запахи.

Таково было их значение, вскормить.

Я помню, как умирали животные, они не смогут меня простить, они мертвы.

Я помню, как шли дожди, они простили меня, но ушли подальше, по старым тропам, вечным.

Ты помнишь, как месяц за месяцем шел, и было в этом что-то неспешное.

Злополучные коты, все так же задавали тебе вопросы, они могли их задавать.

С одной лишь целью, преследуя конец, смакуя межсезонье.

Откармливались по холоду, отращивали прекрасную золотую шерсть.

По наступлению тепла, неминуемо худели и облезали, но были правдивы.

Собака родила одного щенка, антихриста среди собак.

Он не выл и не стонал, только пристально вглядывался в свои закрытые веки.

И имя ему легион, ибо его много.

Заход солнца, восстание луны после этого, вот что правдиво.

Лживо течение обстоятельств, и твоя гордыня.

Она всегда тебя обманывала, толкала на необдуманные поступки.

И никто не собирался их переосмысливать, всем сугубо наплевать, в этом тоже была правда.

Настолько глубоко, что слишком поверхностно.

Настолько далеко, что ближе собственного носа.


Песня 26.

Слезть с этого так же тяжело как взобраться на вершину горы, почти непостижимо.

Слишком близко, чтобы отрицать реальность, слишком далеко, чтобы разориться на жалкие комплименты.

До боли знакомо, как будто совсем невообразимо.

Трагически безуспешно, как если бы ты была той засохшей травой в середине февраля.

Как если бы мы могли, как если бы я сумел справиться.

Терзания умов, да глупые шутки, переполненные.

Возгласы, сопливые признания молодых жены и мужа.

Страдания тысяч людей, так далеки от нас.

Расстояния превращаются в недосягаемость.

Слишком эмоциональные всхлипы вызывают лишь омерзение и отречение.

Отречение же рождает неминуемую ненависть, полудрему бывалых алкашей.

Дети рождаются и плачут, они что-то знают.

Старики умирают и плачут, они знают уже все.

Прикрытые веками, их рты открыты, завяжи завязочки.

Звезда падала так медленно и нехотя, но предрешено все было с самого начала.

Ты плакала, а я не мог сдержать смеха.

Слезы твои сладки словно нектар, а я как птица упиваюсь им.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Горм, сын Хёрдакнута
Горм, сын Хёрдакнута

Это творение (жанр которого автор определяет как исторический некрореализм) не имеет прямой связи с «Наблой квадрат,» хотя, скорее всего, описывает события в той же вселенной, но в более раннее время. Несмотря на кучу отсылок к реальным событиям и персонажам, «Горм, сын Хёрдакнута» – не история (настоящая или альтернативная) нашего мира. Действие разворачивается на планете Хейм, которая существенно меньше Земли, имеет другой химический состав и обращается вокруг звезды Сунна спектрального класса К. Герои говорят на языках, похожих на древнескандинавский, древнеславянский и так далее, потому что их племена обладают некоторым функциональным сходством с соответствующими земными народами. Также для правдоподобия заимствованы многие географические названия, детали ремесел и проч.

Петр Владимирович Воробьев , Петр Воробьев

Приключения / Исторические приключения / Проза / Контркультура / Мифологическое фэнтези