Песни южных морей

Фольклорная самодеятельность по-настоящему может развиваться, конечно, лишь на почве живой фольклорной традиции. Нам посчастливилось увидеть ее своими глазами. На следующий день после окончания Хибискус-фестиваля я попал в обыкновенную, небольшую приморскую деревню Уайньямбиа. Выбор мой был вполне случайным. В облике деревни не было ничего архаического, но и ничего рекламного, рассчитанного на вкус туристов. Жители ее — рыбаки, огородники, кое-кто занят на отходных работах. В доме заместителя вождя, куда я попал, — современная простая мебель, радиоприемник, холодильник. На одной стене — полоса тапы, под которой — набор семейных фотографий. По моей просьбе хозяйка собирает группу женщин, разных по возрасту — от тридцати до шестидесяти. Одна из них принесла с собой лали — ударный инструмент, вырезанный из куска дерева и формой напоминающий модель пузатой лодочки. Ударяя по лали двумя палочками, женщина извлекала сухие острые звуки, очень хорошо гармонировавшие с пением. Удары лали точно и подробно передавали ритмический рисунок каждой песни.

Очень скоро я мог убедиться в том, что собравшиеся женщины составляли слаженный деревенский ансамбль, они привыкли петь друг с другом, каждая хорошо знала и свои возможности, и свои функции в ансамбле. Одна из особенностей их исполнения состояла в том, что песню они вели не прерывая, словно бы на едином дыхании. В тот самый момент, когда одни певицы подходили к концу {163} песенной фразы, другие включались и подхватывали ее, заканчивали и начинали новую. Песня лилась безостановочно, но в этой непрерывности отчетливо ощущалась цикличность и виделись поразительная организованность и слаженность. Если к этому добавить многоголосный распев, великолепное сочетание высоких, чистых и низких, густых голосов, то можно представить, с каким наслаждением я слушал женщин. Единственное, что поначалу казалось несколько странным, — это какой-то низковатый общий настрой исполнения, некоторая эмоциональная вялость. Скоро, впрочем, все разъяснилось, когда по поводу пропетой свадебной песни я рискнул высказать одно замечание: «Мне кажется, — сказал я, — эту песню поют, громко хлопая в ладоши, притоптывая и с выкриками». — «Да, да, — заулыбались женщины. — Конечно. Но дело в том, что сегодня воскресенье, и нам петь вообще нельзя». Вот, оказывается, в чем была причина некоторой сдержанности певиц. Я совсем забыл, что сегодня воскресенье, а между тем с церковными запретами что-либо делать (в том числе и петь) в воскресные дни нам уже приходилось встречаться на других островах.

Впрочем, женщины постепенно оживлялись, пение становилось все темпераментнее, смех и веселые реплики все чаще слышались в комнате. Певицы охотно воссоздавали в коротких комментариях живую обстановку, в которой функционирует обычно та или другая песня, объясняли ее реально-бытовой контекст.

Мне хотелось услышать песни что ни на есть обыкновенные, те, что поются постоянно и приходят на память сразу. Женщины спели две колыбельные, нежно покачивая детишек, которых принесли с собой. Потом спели свадебные, причем вторую — после моего замечания — задорно, с хлопками и громкими ударами дали, с движениями, указывавшими на то, что под песню во время обряда пляшут. Спели, пересмеиваясь, шуточную — об осле и козле, а сразу вслед за нею — нежную любовную. Вспомнили одну военно-историческую песню о фиджийских солдатах, проведших несколько лет во время второй мировой войны на Соломоновых островах. Никаких героических мотивов в песне не было — а выражала она извечные чувства и переживания женщин, ожидающих своих родных и близких с дальней войны и тревожащихся за их судьбу. {164}

В заключение женщины спели специально для нас песню фиджийского гостеприимства: о гостях Сувы, о том, как мы приходим в порт, гуляем по городу, а потом уходим в море и возвращаемся домой. Есть в этой песне светлая радость и легкая печаль.

Мы будем очень жалеть,
Когда вы отплывете завтра.
Не забывайте, когда будете далеко,
О счастливых часах в Суве.

Общение с знатоками и исполнителями народной песни, если они составляют сплоченный коллектив, для фольклориста дает особенно много. Женщины деревни Уайньямбиа, веселые, сердечные, глубоко чувствующие песню и владеющие искусством ее высокого художественного воплощения, поддерживают подлинную фольклорную традицию сегодняшнего Фиджи. В их искусстве нет особенной архаики — оно связано с современной жизнью и современным миром.