Песни радости, песни печали

– Никакой камнепад напастей, никакое полчище страстей не заставили бы меня отказаться от чувства, которое рождается от одного взгляда в вашу сторону. И если бы я знал, если бы мог…

Вдруг этот широкоплечий молодой мужчина спрятал глаза за рукавом кафтана. Железная его выправка плохо скрывала смерч, захвативший душу, он держался из последних сил, чтобы не поддаться эмоциям. И, опасаясь, как бы пресноводные озера его зениц не разлились солеными ручьями, он заговорил как можно быстрее:

– Та любовь, что родилась во мне, безвозвратна. Отказаться от нее я никак не смогу. Знаю наверняка, и ни одна душа, живая иль мертвая, не сумеет убедить меня отринуть это чувство!

Мила лишь кивнула, завороженная неземной статью Гвидона. Его влажные глаза вымочили и ее очи, и теперь они с царевичем в унисон шмыгали носами, спасаясь от нечаянной грозы. Ее настигло странное желание – быть ближе к тому, на кого она не могла насмотреться. В ней словно назрело нечто невыразимое, и чувство это обволакивало каждую клеточку ее тела, наполняло ее душу нежностью и неведанной силой. Мила встала на колени. Она жадно глядела на царевича, держась за балясины балкона.

– Я и пришел, чтобы сказать об этом, – глухо проронил полуночный собеседник. – А еще поделиться тем, что мне покоя не дает жестокость моей участи. Простите!

Доселе царевна ловила каждый его звук, но в тот момент невидимая нить меж ними натянулась, издав жалобный писк.

– Но в чем жестокость, Гвидон? Могу я так вас называть?

– Ваше высочество, вы царская невеста, вам дозволено все… А жестокость… Увидев вас сейчас, сегодня, я убедился, что это даже не жестокость, а беспощадность. Но такова наша жизнь на земле. Вы станете женой другого, а я…

– Но почему? Чем уязвила я вас? – Она искренне не понимала его слов. Ей не хотелось верить в то, что он допускает хотя бы мысль…

– Не вы. Я сам. Трон отдал брату. Пообещал в подтверждение того, что не зря убил его сродников, не за престол, а за жизнь нашу… впрочем, не важно, что и почему. Он будет царь, а вы – царица. Я же… обречен на одиночество. Но мое одиночество станет в сотни раз прекраснее, коль я останусь здесь, при дворе, просто наблюдать иногда за вашей поступью, исподволь ловить ваш небесный взгляд да наслаждаться вашими жестами, полными доброты. И, как бы мне ни мечталось о большем, это все, что мне отпущено. Я принимаю этот порядок, пусть не без горечи, пусть… Отдыхайте, царевна, вам надо поспать.

Мила глядела вслед уходящему царевичу и была не в силах подняться на ноги. С балкона на спящую траву падали звонкие капельки, но то была не поторопившаяся роса. То было горе-горюшко девичье, незнамо отчего так крепко обнимавшее будущую царевну Ладимилу.

Глава 9. Время истины

Оправившись от сна, лес задышал под первыми рассветными лучами. Между деревьями разлеглось дымное марево, а выше, у самых сосновых зонтиков, защебетали сонные птицы. В плотных подушках мха повскакивали, как часовые, голубые пролески, проверяя, не идет ли кто. Их соседи-ландыши самозабвенно зазвенели своими колокольчиками, будя опаздывающих на работу муравьишек. Разноцветные хохлатки, скинув капельки росы, принялись разбрасывать медовый аромат, и все пчелы и шмели зажужжали на опушках, предвкушая скорый завтрак. Жизнь в роще закипела не хуже, чем в богатом купеческом городе.

– Стоят спокойно, не рыпнутся даже, ай какие!

Двое мужчин в грязных лохмотьях засмотрелись на породистых скакунов, привязанных к сосновым стволам глубоко в чаще. Оборванцев можно было ненароком принять за разбойников, вот только лукошки в руках выдавали в них самых обыкновенных грибников.

– Красавцы… – только и нашел что восхититься второй мужик.

Они довольно переглянулись, и первый, озираясь, перебежал к следующему дереву, поближе к лошадям.

– А вокруг ни души! Получше грибов-то будут.

Корзинка опустилась к ногам. Второй подошел, заглянул в нее и проговорил:

– Да ты грибов и не нашел ничегошеньки! Потому на коняшек заглядываешься. – Он бросил несколько влажных шляпок в лукошко товарища и отрезал: – На вон, бери, а на чужое не смотри. Мало ли кем привязаны!

– Ты дурачок, что ль? На базаре грибы почем берут? Напомни!

Товарищ, сложив руки перед собой, молчал. Несмотря на непроницаемое выражение лица, глаза его выдавали: он что-то оживленно вспоминал.

– То-то же! А лошадок я знаю, кому отвести. На полжизни за таких нам отсыпят.

Второй держался молчаливо, лишь лаптем пинал горку муравейника. По соседству обнаружился целый рассадник боровиков, и он инстинктивно потянулся с ножиком за грибами, чтобы забрать добычу. Шляпки их оказались совсем гнилыми. Вытерев о штаны слизкую грязь, он вскинул взгляд на лошадей и ядовито выдавил:

– А если узнают, кто вор?

Первый только и ждал начала торговли. Он заговорщицки улыбнулся и прошептал, вживаясь в роль умелого конокрада:

– Не узнают. Сейчас осмотрим местность и уйдем с золотыми копытцами!