Песни радости, песни печали

– Помнится, у нас в книгохранилище есть копия эллинистического трактата о ядах пера Теофраста[19], если мне не изменяет память. При чтении у меня возникал только один вопрос: сколько людей погибло, чтобы получить это знание? Наверное, достаточно для того, чтобы ему можно было доверять.

Кадуцей снова летал из одной руки в другую. Гермес уже не мог скрыть своего напряжения.

– Мы не знаем наверняка, что произошло. Может, Дамианоса ввели в заблуждение, и он ненароком пообщался с кем-то из богов Вавилона?! – Гермес решил предложить версию, проверить которую они не могли. Малейший намек на греческий след надо было стереть, причем как можно быстрее. – Они и могли его отравить. Бедный мой Дамианос! Всегда говорил, что с амитийцами этими надо быть осторожным! Где, ты говоришь, его тело? Я бы хотел с ним проститься, перед тем как мальчика передадут семье.

– Да, ты прав, людям нужно быть аккуратнее. – Тарх подошел к Гермесу и примирительно опустил руку на его плечо. – Я расскажу тебе, когда мы что-то узнаем. Понять причину смерти Дамианоса – дело чести для меня.

– В тот вечер вы были в трактире «Брячина». Так ли это?

Княжна Ладимила мерзла в застенках подземной части дворца, где располагались маленькие, будто съежившиеся от вечной сырости комнаты для допросов. Однако тон и взгляды целовальника леденили еще сильнее. Милу допрашивали последней из подруг, и она очень боялась, что запомнила что-то неточно и разногласия в воспоминаниях бросят тень на ее новых знакомых, несмотря на то что ничего запретного они не делали. Княжна чувствовала, что старшина тайного отдела Совета мудрости и правды, сидящий напротив нее, жаждет не столько истины, сколько власти. И сейчас она была полностью в его руках. Она очнулась от своих мыслей и принялась быстро кивать, подкрепляя свою запоздалую реакцию частотой кивков.

– Да-да, сударь, именно там я и проводила вечер.

– Будьте добры, опишите все, что помните. В общих чертах, но детально, если вас не затруднит. С первого шага, который вы совершили в трактире.

«Он говорит так, будто я сделала что-то дурное. – Мила нервничала, и в голосе целовальника ей мерещились угрозы. – С чего же начать? И насколько детально? А с какой стати я, собственно, переживаю? Мы же просто… мы просто слушали пение Алконост…»

– Мы пришли по приглашению дражайшей девы Алконост. Нас проводили до стола в самом центре зала, и распорядитель отодвинул стул, чтобы я могла сесть.

– Вместе с девицей из Эллады?

– Прошу прощения?

– Вы пришли с гречанкой, Сирин, верно?

– Ах да, если вы это имеете в виду. И встретили в трактире Гамаюн, если это представляется важным.

– Нам важно каждое ваше слово, сударыня. И чем быстрее вы расскажете все, что помните, тем быстрее я смогу вас отпустить. Гамаюн, эта птица, кто она?

– Гамаюн… право, сударь, я знаю ее всего один вечер. Мы познакомились в книгохранилище. Она слушательница в училище. Пожалуй, и все, что я могу сказать.

Целовальник, цокнув языком, повернул голову набок и скосил глаза на писаря, безмолвно строчащего за крошечным столом в углу. Потом опять уставился на княжну.

– Учится, говорите… Женщина? В училище? – Он выпучил глаза и на секунду уставился на свои потрескавшиеся ногти. – Какая чушь! Это она вам такое наплела? Что состоит в училище?

Княжне вмиг стало не по себе. И правда – разве девушкам в Буяне дозволено учиться? Она приняла слова юной Гамаюн на веру, а они могут оказаться обманом. А ведь она совсем не походила на лукавицу.

– Продолжайте, княжна. Столько полезного вскрывается… – Глаза целовальника заблестели от удовольствия.

Сомнения мучили Ладимилу. С одной стороны, она понимала, что должна рассказать все, как помнит, а с другой – чувствовала, что лишнего говорить не стоит. Целовальник так зорко ловил любое изменение в ее лице и голосе, что единственным средством не навредить себе и своим новым подругам могла быть бесстрастность.

– Мы послушали пение Алконост, после чего приступили к яствам. Их перечислить? – отчеканила Мила.

Собеседник покачал головой и жестом дал понять, что она может продолжать.

– После выступления Алконост к нам присоединилась, сменив платье. Мы сидели и беседовали.

– Вчетвером, стало быть?

– Именно так, вчетвером. К Алконост подходили слуги и что-то тихо спрашивали. Насколько я могла расслышать, хоть и не пыталась, их хозяева желали познакомиться с ней, потому что она очень красиво пела и заставила их… заставила их забыть обо всем на свете.

– Подходили только к ней? А к вам?

– Что же подходить ко мне? Я же не выступала. – Мила развела руками и улыбнулась. Конечно же, она понимала, что мужчины хотели познакомиться с Алконост вовсе не только затем, чтобы она им спела.

– Вы не ответили. Подходили только к девице Алконост?

– Да, наверное, только… Нет, не только к ней. К Сирин, кажется, подходил мальчишка. Но я не помню точно. Знаю только, что она уходила в поисках уборной. Да, вот и все. А потом мы услышали этот вскрик, и я ужасно испугалась.

– Сколько отсутствовала Сирин? С кем она ходила в отхожее место?