Песни радости, песни печали

«Так всегда бывает, когда тебя ведут по незнакомому городу: ты не можешь запомнить всех ходов и выходов», – проносилось в голове юной княжны, пока они с Финистом шли по закоулкам царской крепости. Как идти обратно на площадь Семи звездословов, а тем более к своей комнатушке в стене, она не представляла. За широкой спиной ее конвоира показалась изящная арка, увитая диковинными растениями. Их глянцевитые, кожистые листья напоминали ладони с растопыренными пальцами, из-за которых беззастенчиво глядели круглые лиловые цветки с выпирающими тычинками, окруженными яркими лучами волосков. Они как будто выставляли себя напоказ, наслаждаясь своим бесстыдством. От малейшего дуновения ветерка ветви покачивались, и цветки касались друг друга, на мгновения сплетаясь лепестками и обильно посыпая их пыльцой. «Им и пчелы не нужны», – мелькнуло в мыслях княжны.

В своде арки прятались витые ворота и почти вплотную к ним – вход в скромный по размерам павильон. Приоткрыв калитку в одной из створок, а после и дверь, Финист пригласил княжну пройти внутрь. Сразу после того, как она зашла, молодой опричник поклонился и аккуратно закрыл дверь снаружи. Мила оказалась одна в небольшом помещении, служившем царевичу приемной. Здесь он встречал гостей, общался с посланниками из других стран и беседовал с главами Советов. Стены комнаты были обиты винного цвета бархатом, а пол устлан чередующимися темными и светлыми квадратными плитами – его с легкостью можно было использовать для игры в шахматы. Осмотрев внушительного размера блестящий подвес с лампадами, находящийся в середине высокого потолка, княжна подошла к одной из стен. Здесь расположились две большие прямоугольные картины в массивных золотых рамах. На одном из портретов был изображен грозного вида мужчина, облаченный в расшитые разноцветными камнями темные одежды и золотой головной убор, отороченный соболиным мехом. Копии этого портрета попадались княжне не раз: они занимали почетные места в покоях всех именитых особ, у которых она бывала. Несмотря на то что лицо царя было ей хорошо знакомо, Мила разглядывала портрет так, будто видела его впервые. Густая короткая борода, подернутая серебром, врезалась в широкие скулы. Глаза Салтана были выписаны очень тонко. В их ледяной синеве читалась несокрушимая воля. Четкие скобы бровей делали взгляд владыки всего Буяна еще жестче. Прямой нос свидетельствовал об упрямстве и непоколебимости в решениях. С этим лицом не хотелось спорить ни при каких обстоятельствах.

Насмотревшись на портрет царя, Мила занялась разгадкой второго портрета. Покатый край кокошника, усыпанного жемчугами, не оставлял сомнений: с картины на нее смотрела царица Ильмера. За нитями камней и атласными лентами проглядывали волны темно-каштановых волос. Маленькие ореховые глаза, обведенные полумесяцами черных бровей, опушались длинными ресницами. Напряжение тонких, плотно сжатых губ придавало облику царицы оттенок недовольства, а сухие линии четких скул обозначали ее своенравность. Несмотря на то что лицо царицы Ильмеры можно было без преувеличения назвать ладным, читалось в нем что-то пугающее.

– Добро пожаловать в Сад наслаждений! – поприветствовал вошедший царевич свою гостью.

Мила обернулась от стены с портретами и уставилась на Елисея. В его чертах, без всяких сомнений, улавливалась схожесть как с отцом, так и с матерью. Роста он был выше среднего, имел атлетичный стан. Пружинки каштановых завитков касались необычного одеяния – пестрого парчового халата, расшитого золотыми вавилонскими огурцами. Узкую талию перехватывал алого цвета кушак, из-под которого выбивались свободные, баклажанного оттенка шаровары. На массивной золотой цепи, плотно лежащей на широкой груди, сверкал невиданной красоты камень. Цветом своим он удивительным образом повторял глаза Салтанова сына. От теплого коричного он переливался в нежно-зеленый. Мила смотрела на самоцвет как завороженная. Елисей, заметив интерес девушки к своему амулету, произнес:

– Лемонтрин. Привезен из краев далеких, добыт в Восточной империи под палящим солнцем Великой пустыни. Говорят, что местные князья из-за него устраивали междоусобные войны. – Елисей накрыл камень ладонью и дождался, пока княжна поднимет взор на его лицо. – Как прикажешь тебя величать? По имени отчеству?

Мила с ужасом осознала, что за разглядыванием портретов царской семьи и драгоценности совсем забыла о приличиях. Она схватилась за подол платья, отвела правую ногу назад и поспешно согнулась в поклоне. После чего торопливо распрямилась и вымолвила:

– Зовите меня, царевич, как вам будет угодно. – Подумав с секунду, добавила: – В Новом граде нравы простые, все кличут меня Милой, без поминания почестей и родства.