Песни радости, песни печали

– Как полагается, я спрятался в траве и приготовился, как у нас бывает, ждать несколько часов. Но мне повезло: через какие-то пятнадцать минут я увидел его… – Голос гнусавил, и было слышно, как его обладатель смачно сморкнулся, зажав одну ноздрю пальцем.

– И что, это, сразу прям и подстрелил?

– Да, но промазал чутка. Говорили мне, что лук надо починить, а я не слушал, надеялся на свою природную точность. В ногу попал! А он ка-а-ак вскрикнет! И помчался, хромой, что было мочи!

– Ну а ты что?

– Ну а я из кустов выскочил, тетиву завел, но мимо.

– Да ну!

– Ну! Думаю, все, уйдет сейчас от меня добыча.

Гамаюн выдохнула и собралась было продолжить путь, решив, что на холме отдыхают охотники, но не успела сделать и шага, как услышала:

– Я выхватил топор и побежал за ним. Он ковылял и покрикивал от боли. Ну а потом свалился оземь – видать, ляжку свело. – Гнусавый на этот раз громко втянул воздух свободной ноздрей, что придало паузе в его речи некую театральность. – Подбегаю, а тот мне и молвит: «Не убивай меня, добрый человек, я ничего такого не сделал! Бери что хочешь, только не убивай». Я смотрю на него и думаю: «Даже и раскаяться не хочет, гнида». Ну и отрубил ему голову.

Внутри у Гамаюн все съежилось. Ей не хватало воздуха, и она боялась шевельнуться: в таком состоянии в темноте можно ненароком задеть что-нибудь и привлечь внимание душегуба.

– Причем рубил я движением от себя, чтоб не забрызгаться. У нас же ввели порядок в постирочной, слышал? Теперь три раза в месяц только можно, представляешь? Звери просто!

– Да, изверги они: мы потеем, служим во славу Перуна, а они нам такое в награду! – Было слышно, как булькнула полупустая бутыль. Судя по всему, мужчина прикончил ее содержимое. Смачно рыгнув, вкрадчивым голосом он спросил гнусавого: – А за что его? Как обычно, да?

Звук разбивающегося стекла не позволил Гамаюн услышать ответ. От неожиданности она отпрыгнула в темноту, больно ударившись рукой о широкий подпорный столб.

– Мне надобно отлить. Я под мост. – Гнусавый встал, отряхнулся и направился справлять нужду.

– Я с тобой. Накопилось!

Гамаюн вжалась в сырую земляную насыпь между бревнами и присела, чтобы быть еще незаметнее. Только темень сейчас была на ее стороне. Мужчины заняли места у двух разных столбов, один из них – совсем рядом с Гамаюн. Столь ответственное предприятие не мешало им продолжить диалог. Стоя спинами друг к другу и перекрикивая эхо собственного журчания, гнусавый хвастался:

– Я, это, когда убедился, что дышать ему больше нечем, подошел поближе, достал клинок и искромсал кафтан. Вроде как на него зверь какой напал. Ну а голову забрал в мешок и с собой утащил, на радость начальству.

Он довольно кряхтел, обильно поливая столб. Как назло, именно за ним спряталась Гамаюн. Брызги летели во все стороны. Страх быть раскрытой смешивался со жгучей ненавистью к убийце, который делал этот момент ее жизни невыносимым, пусть даже не подозревая об этом. Но он как будто чувствовал все и наслаждался:

– Ни с чем не сравнимое удовольствие…

– Убивать?

– Облегчаться после того, как долго терпишь!

Гамаюн, если бы только могла, тяжело вздохнула бы. Ей оставалось лишь закатить глаза и молча молиться, чтобы это мучение закончилось как можно скорее.

– Слушай, я хотел узнать, – второй мужчина справился со своим делом быстрее, – про зелье есть вести? Оченно хочется. Я недавно пару заданий выполнил, монеты не проблема. Нам, кромешникам, хоть отсыпают нормально.

– Я тебе так не скажу. Ходят слухи: привезти должны со дня на день, но ты же знаешь, что из-за досмотров зелье заметно подорожало. Но оно того стоит, согласен? – Гнусавый застегнул порты, оставив под мостом лужу. Гамаюн была напугана до полусмерти.

Глава 3. Цвет родства

– Приветствую всех собравшихся! – подняв руку, начал речь Троян, глава Совета поклонения. Это был невысокий бородатый мужчина средних лет. Одет он был довольно просто: белый льняной кафтан его был подхвачен алым, с вышивкой кушаком. Длинные волнистые грязно-русые волосы были усмирены красной лентой, опоясывающей высокий лоб. Троян взошел на небольшой помост, разделенный на две равные части наспех сколоченной из досок ширмой. Левая сторона настила была богато обставлена: доски покрывал роскошный ковер, посередине был сооружен навес, укрытый вощеной материей фиолетового цвета. Под ней стоял высокий золоченый стул с резными подлокотниками. Здесь явно ждали представителя царского рода. Правая же сторона не отличалась изысканностью украшений: ничем не прикрытые доски и грубый, облезлый табурет составляли все ее убранство.