Песни радости, песни печали

В березовой роще висела легкая дымка, пряча от посторонних глаз террасу, пристроенную к белокаменному терему. На помосте располагался внушительного размера стол, накрытый вышитой скатертью. В замысловатых узорах материи четко проступали изящные силуэты лебедей. Десятки прислужников суетились возле стола, уставляя его блюдами со всевозможными закусками, кувшинами, полными вина, морса, кваса и прочих напитков, соусницами и корзинами хлеба. После недолгой паузы прислужники понесли дымящиеся подносы с тщательно закрытыми, чтобы не остыли, горячими блюдами. Вслед за вереницей служанок на террасу влетела Макошь и остановилась, сощурившись, ослепленная ярким светом. Когда глаза чуть привыкли, она высмотрела ту, кого искала. Лада стояла у парапета на самом краю помоста. Казалось, она была крайне сосредоточена на чем-то и не обращала внимания ни на что вокруг. Подойдя ближе к подруге, Макошь увидела букет полевых ромашек и горстку лепестков в ее ладони.

– Гадаешь, стало быть? – проговорила Макошь и коснулась губами Ладиной щеки. Та в первую секунду вздрогнула, но, поняв, кто рядом, посмотрела на собственную руку и выбросила лепестки за ограду.

– Так, балуюсь. – Лада вернулась взглядом к богине судьбы. – Как поживаешь? Ты как раз вовремя, дорогая моя, к обеду. – Она подозвала служанку и велела позвать Сварога еще раз, но та ответила, что никто не знает, где он.

– Больше никого не будет, сегодня трапезничаем вдвоем. Значит, можно начинать!

– Я как раз хотела побеседовать с тобою с глазу на глаз. – Макошь наклонилась к Ладе и прошептала: – Отпусти прислугу.

Лада в знак согласия еле заметно кивнула и на секунду прикрыла веки. После чего нашла глазами служанку, дождалась, пока та на нее посмотрит, и сделала жест, показывающий, что всем следует удалиться. Девица отступила назад, согнула руку в локте и поклонилась, и по этому ее поклону остальные поняли, что им надо исчезнуть.

Богини остались вдвоем. Лада принялась с аппетитом пробовать вкусности, которыми был заставлен стол. Макошь же гоняла вилкой по пустой тарелке крупную оливку и изливалась подруге:

– Он был нежен и учтив, сама галантность… до поры до времени. А потом его будто подменили. Обращаться ко мне стал так, будто я посторонняя, и вечно так раздражается, словно я к нему с прошением пришла. Перун беспрестанно недоволен, но иногда, когда он в похотливом настроении, начинает грубо льстить, хватает меня прилюдно и, даже если я не хочу близости, принуждает. Силой! На той неделе при своем сыне стал меня лапать. Я его легонько по руке шлепнула, так он прекратил разговор, отпустил Тарха, схватил меня и попытался взять не сходя с места. Я – кричать, а он мне рот заткнул, утащил в кабинет и не мог остановиться, пока не удовлетворил себя. В такие мгновения я думаю, что Перун так проявляет свою любовь, но сразу после он вновь становится холодным и раздражительным.

– Да, наш громовержец тот еще своенравник… Каким был, таким и останется. – Лада мягко улыбнулась и сказала на этот раз тише, доверительнее: – Мы с тобой не настолько наивны, чтобы думать, будто способны поменять наших сильных мужчин. Они такие, какие есть.

Макошь неохотно кивала.

– Или чего ты боишься? Что он остыл и примется искать себе новую суженую? – Лада взяла бокал вина и сделала глоток. – У меня вон сколько ромашек – хочешь, погадаем?

Подруги рассмеялись. Макошь будто немного расслабилась и тоже припала к кубку.

– Мне жалко смотреть на твою оливку, запинала ты ее. Угощайся. Все, как всегда, свежайшее, со всех уголков Пятимирия! Тебе передать маслин?

– Нет-нет, спасибо. Может, осталась та строганина из Мидгарда, нежнейшая, какая в прошлый раз была? По такой жаре было бы очень кстати!

– От нордов ничего не присылают, – проговорила Лада, избавляя мякоть белой рыбы от продолговатых шипов-косточек.

– А эта рыба разве не нордская?

– Наша, буянская, откуда-то с севера, считай, почти нордская. Пальчики оближешь!

Макошь попробовала кусочек речного филе и закатила глаза от удовольствия. От блюда в считаные минуты ничего не осталось.

– Вот умеют же, когда захотят, а! Больше ничего не буду, Лада, не уговаривай, оставлю место для сладкого. Наверняка твои поварихи напекли пирогов с амитийскими фруктами, как всегда? От них отказаться я не смогу ни в каком состоянии!

– Финиковые коржи, покрытые перетертыми южными фруктами и миндальными лепестками? Ты этот десерт, верно, облюбовала?

– Да, Ладушка, читаешь мои мысли! А внутри орех из Афин, который раскалывается в печи и источает аромат карамели… – Макошь привстала и заглянула под крышку. – О, а тут что – хоботница[22]? Тоже не могу не отведать. Ну до чего вкусно у тебя всегда!

Лада передала ей соус из красных ягод и проговорила:

– Угощайся, душа моя! Возможно, не скоро мы греческой еды откушаем снова. Гермес обещал остановить всю торговлю, если Даждьбог не накажет буянцев за смерть своего посланника, представляешь? Так что бери щупальцу побольше, не стесняйся.