Песни радости, песни печали

– Да, присоски эти – просто объедение! А к пирогу подадут чай? Тот, что пахнет лепестками диких цветов, но при этом густого темного цвета, а бодрит не хуже холодного ветра. Он есть?

– Так из Восточной империи давно ничего не привозят.

Макошь прикончила последний кусочек осьминога и усмехнулась:

– Разве что только невест. Но одну уже домой развернули. А вторая хорошенькая, как говорят. Если она выйдет за Елисея, то о чае можно будет не беспокоиться. Взял бы он всех замуж, он же и так сношает все, что движется. Ну чтобы поставки были регулярными, а то вроде как миру без малого триста лет, а все они, эти люди, что-то делят и обижаются, торговле только мешают.

– Стало быть, женой нового царя станет кто-то из империи?

– Что ты, Ладушка, это как они решат с Салтаном. Претенденток несколько, и они отовсюду. Не слышала о них? Это же главная наша потеха. Вкус наследника престола ты знаешь – ноги подлиннее, личико посмазливее, мозгов поменьше, чтобы не сопротивлялась и делала все, что он скажет. Так что оставшиеся пять дев – ну по описанию – подходят как одна. От нордов приплыла Хильда – ноги от ушей. Из империи – Парвин, она, как ни странно, даже шутит смешно, мои девицы, когда с ней общались, говорят, ухохатывались. Амитийская княжна Сурия еще есть, она… не знаю, посмотрим, пока что мало о ней выведала. Ну и наши есть: Ладимила и Прелеста из Кряжмы. Последняя просто загляденье!

Лицо богини верности неожиданно изменилось и приняло озадаченный вид. Она отвела взгляд в сторону и спросила:

– Ладимила? Тоже из Кряжмы?

– Нет, что ты – с севера. Новый град. Дочь сумасброда и невежи Велимира. Вот не отдали тогда эти глупые буянцы никому не нужные земли нордам, поэтому Один[23] и его приспешники с нами и не общаются. Разве что Локи[24] нормальный, а остальные дурные, хамы еще такие. Что с них взять – норды! Но и наши северяне не лучше, знаешь. Наверняка и девка Велимирова – деревня та еще. – Макошь соскребла с тарелки последние крошки, мигом их проглотила и впроброс сказала: – А коврижки когда принесут? – Макошь обернулась, словно высматривая прислужниц с новыми кушаньями, но почти сразу вернула взгляд на Ладу, вспомнив о высокородных невестах. – Ой, про Прелесту только хорошее и говорят.

– Так в Кряжме, как я слышала, все знатные к Стрибогу[25] стали обращаться. – Лада позвонила в колокольчик – и на его звук прилетела стайка прислужниц. – Удивительное дело: он как женился на Немизе, сразу и Дом его укрепляться начал. Самовар и сладости подайте нам в сад, – велела она прислужницам.

Богини встали и спустились с помоста к речушке. Убедившись, что посторонних ушей в опасной близости больше нет, Макошь парировала:

– Ладушка, это слухи и домыслы! Людям всегда что-то не нравится, и они думают: если сменят покровительствующего бога, для них что-то изменится. Глупые! Мы хоть видимость поддерживаем, что они нам интересны. Наши обавники[26] и вещуньи работают как надо. Мой муж тоже тревожится, но нам поклоняются все больше и больше. Так что Немиза со Стрибогом пусть хоть удавятся – мы им своих людей не отдадим.

Лада нехотя согласилась и стала кивать, опустив глаза к чашке чая, в которой размешивала сахар. Макошь снова осмотрелась и продолжила шепотом:

– Про Прелесту я почему еще так говорю – мы же к ней отправили волхвов. Всё она сразу поняла, без лишних рассуждений. Умница, одним словом. С ней будет проще, чем с остальными. Впрочем, возможно, к сложностям этим придется вернуться. Про самозванца же слышала?

Лада немного прищурила глаза, будто вспоминала, о ком может идти речь, и неуверенно кивнула.

– Так вот, Перун потому и негодует, – продолжила Макошь. – И если он, этот Лжегвидон, сумеет каким-то образом убедить Салтана, что он его сын, то Елисеевой невесте не повезет. Елисей же цесаревичем сразу быть перестанет. Представляешь, какой позор на ее род?

К их столику подошла прислужница – подлить чаю. Богиня судьбы тут же притихла, откинулась на спинку кресла и наигранно ленивым тоном промолвила:

– Ну до чего же у тебя вкусно, Лада! Надо бы заходить почаще!

– Можешь не отвечать, Мила. – Алконост сменила дурашливую полуулыбку на выражение лица, полное сочувствия. – Но знай: что бы ты мне ни сказала, это останется между нами. – Они еще немного помолчали. – Что случилось в Саду наслаждений?

Девицы по-прежнему сидели у фонтана и грелись в лучах предзакатного солнца. В стыках домов прятались волнующие виды на город, застеленный легкой дымкой тумана. Редкие прохожие забредали на площадь Семи звездословов, все как один коротко останавливались посередине, чтобы понять, какой из проулков им нужен, и, определив нужное направление, быстро уходили прочь, не замечая изысканной красоты, скрывающейся в этих стенах.

– Не знаю, как правильно передать все то, что было у царевича. – Мила выждала, пока очередной дворцовый зевака, глазевший по сторонам, пытаясь угадать кратчайший путь до Главной площади, плюнул и ушел. – В любом случае, смею тебя заверить, знакомство вряд ли можно назвать удачным.

Алконост коснулась Милиной руки, мягко накрыв ее своей.