Песни радости, песни печали

– Свадьбу было решено играть через месяц. Я была самой счастливой девушкой в Пятимирии! Пригласили портного, выбирали, кого из придворных да купцов на празднование звать. Парина, хозяйка, выбор сына не одобрила, но сразу сказала, что чинить препятствий не будет. Да ей и не пришлось – свадьба не состоялась… – Алконост посмотрела в глаза Миле, взгляд ее затуманился. Продолжала она совсем другим, словно чужим, голосом: – Накануне свадьбы, когда я только вернулась из Ладиной обители, где проходила обряд посвящения, очищалась и готовилась быть верной в своем поклонении, в мои покои неслышно проскользнул Красибор. Присел в изножье и стал гладить мои ступни. Мне было неимоверно приятно, ведь путь до обители был неблизким и преодолевать его пришлось пешком. Его мощные руки гладили пальчики на моих ногах, а после стали подниматься выше и выше. Когда ладони коснулись бедер под ночной рубашкой, я попыталась остановить своего суженого, но он подтянулся к самому моему лицу и начал шептать нежности да осыпать поцелуями. Не отвечать на них было выше моей воли. Красибор прошелся губами по моему уху и вкрадчиво заговорил. Он убедил меня в том, что мы уже почти супруги и ни он, ни я не способны больше держать свою страсть внутри. Терпеть больше не было мочи. Его портки полетели в одну сторону, моя ночная рубашка, наспех расшнурованная, – в другую. Он покрывал поцелуями мою грудь, гладил стан и ноги, после с нажимом развел бедра и опустился меж них, накрыв меня своим могучим телом. Он дышал, как бык, как медведь, часто и горячо, окатывал меня жаром дыхания. А в то мгновение, когда он овладел мной… Так вот, мне стало ужасно больно, и я не смогла сдержать вскрик. Что было дальше той ночью – я не помню.

– Вы предались… любви, и ты забылась от того, как стало хорошо? – Мила прикусила губу и пыталась представить все в мельчайших подробностях.

– Не совсем так. Я очнулась уже утром, одна, без Красибора. Простыни были алые и сырые. Мне было дурно, меня тошнило, и я не могла заставить себя встать. Кое-как я все же поднялась, накинула первый попавшийся на глаза сарафан и стала звать моего милого. Он не отзывался. Вышла в коридор и звала его, пока не прошла весь дом. Последним местом была светлица свекрови. Превозмогая боль в ногах, я прошла по ступеням на верхний этаж. Парина сидела в своем любимом кресле с высокой спинкой и наблюдала за стеклянными баночками, расставленными на уровне глаз на полке. Красибора не было и здесь.

Я спросила о том, не видела ли она сына, но она не отвечала. Меня била дрожь, я плакала и молила помочь мне. Она медленно встала, подошла к двери и сказала, что Красибор получил от меня то, что хотел, и больше я ему не нужна. Я не могла поверить своим ушам. Парина назвала меня потаскухой и сказала, что мне не место в ее доме. В тот момент все поплыло перед моими глазами. Я знала от своих товарок по кухне, что она никакая не ведунья, а самая настоящая ведьма, но никак не думала, что одним своим словом может убить в человеке желание жить. Не помня себя от горя, я подошла к окну, открыла створки и бросилась вниз. Жизни своей без милого я не представляла.

Дева замолчала и закрыла глаза. Мила поднялась с каменного ограждения, не в силах поверить в то, что только что услышала.

– И ты упала оземь?

Алконост открыла глаза, взмахнула крыльями и поднялась на сажень от мостовой.

– Парина превратила меня в птицу. Я же говорю: колдунья она, делает с людьми что ей вздумается. Прокричала мне, летящей, вслед, чтобы я убиралась прочь. Видимо, не хотела создавать шумиху вокруг бездыханного тела под своей башней. Потому и обернула меня птицей. А я… Я больше в тех местах не появляюсь. Задумаюсь иногда и утыкаюсь взглядом в знакомый флюгерок на шпиле. Разворачиваюсь и иду в другую сторону.

Птица опустилась обратно на мостовую и показала подруге жестом, что стоять не обязательно. Они просидели какое-то время в молчании. Милу испепелял жар несправедливости от рассказа Алконост. Мысли не помещались в голове. Хотелось расспросить ее о многом, но княжна сдерживала порыв.

Наконец, справившись с чувствами, она произнесла:

– Ты хотела бы всё вернуть?

– Я не знаю, милая. Если честно, иногда я просыпаюсь в холодной постели и в первые мгновения не могу поверить, что одна. Рыдаю, зову Красибора, плачу над своей судьбой. Над тем, что любимый воспользовался моей доверчивостью и оставил меня.

Она тяжело вздохнула, поправила волосы, горько улыбнулась Миле и совсем другим голосом, теплым и звенящим, как лесной ручей, промолвила:

– Знаешь, я не хочу гневить судьбу. Пусть все будет так, как суждено. Может быть, если каждая из нас будет чиста в своих помыслах и поступках, Макошь приготовит нам что-то по-настоящему царское? – Алконост потрепала Милу по щеке и задорно рассмеялась.

– Ну что же, я согласен, – проговорил Елисей.

– На что согласен? – Салтан отмахнулся от назойливых колечек дыма, лениво, но непреклонно летящих прямо в лицо владыки всего Буяна.