Песни радости, песни печали

– Вавилонские «гости» по моему приглашению пойдут смотреть на печь сразу после открытия, в полдень. Полагаю, их там будет ждать совсем не тот огонь, на который они рассчитывают, верно?

Главная крепость самого северного из буянских княжеств, казалось, никогда не видывала столько людей одновременно. Обычно объявления делались с кремлевской стены, все ворота затворялись, а подступы отрезались поднятыми мостами. Миряне теснились кучками внизу, на широком, ровном лугу. В этот же раз подготовиться не успели, и люд заполнил каждый клочок вытоптанной земли. Разве что удалось расставить опричников кольцом, в котором ступенями возвышалось парадное крыльцо, ведущее во дворец.

– С него и придется вещать, княжна. – Чеслав вел ее через гридницу, по коридорам и вниз, к самому входу. Пока они шли, Мила украдкой рассматривала друга детства. Высокий, почти белобрысый, на два года старше нее. И держится так прямо, так достойно. В ее памяти он оставался шкодившим мальчишкой со смешными веснушками и нелепой щербинкой меж передних зубов. Теперь же он виделся ей совсем другим. Крепким и… надежным. Она невольно сравнила его статную красоту с царскими сыновьями. Пожалуй, ни в чем он не уступал Елисею. И Гвидону… разве что синие глаза были тревожны – видимо, в их глубине пряталась сумятица неопределенности, что терзает его сердце и разум. Миле вспомнились зеленые очи старшего царского сына, и она тотчас же встряхнула головой, чтобы отделаться от наваждения. Вернувшись в реальность, в серый коридор дворца Новоградской крепости, она обнаружила подле себя все того же Чеслава. За это время он успел рассказать, что они условились с остальными знатными советниками Велимира встретиться на площади. Они и правда были уже на месте: их животы торчали над ступенями, вторя пузатым округлостям балясин. Чеслав выглянул за дверь – убедиться, что все явились, – и коротко спросил:

– Готова, Мила?

Сцепив руки, она кивнула. Резко отворенная дверь окрасила складки ее темного одеяния в цвет рдеющего неба, и, будто бы взволновавшись этим зрелищем, толпа заныла сильнее и ретивее, обдавая паперть дыханием своего брожения. Превозмогая смятение, Мила шагнула на середину крыльца, и шаг этот был до того неуверенный, что можно было предположить, будто видела она перед собой не ровные доски, а лесное болото, покрытое пугающей тиной. Слова застряли в горле и никак не хотели освобождаться. В попытках утихомирить подступающий ужас отчаяния юная княжна пробежала взглядом по вельможам. Первой преградой стала ледяная твердь зениц Колояра, после – топь поволоки очей Путислава. Остальные же лениво переговаривались, не уделяя Велимировой дочери никакого внимания. Гусеподобный тайный советник зашипел, отчего все остальные замолчали и уставились на Ладимилу, а Колояр властно вскинул обе руки и медленно провел ими сверху вниз. Шум толпы почтительно погас.

– Княжна, твое слово, – прошептал Чеслав ей на ухо и отступил за спину.

«Твое слово», – раз за разом повторялось в голове, металось в бешеном темпе, распугивая все мысли. Мила закрыла глаза и усилием воли поймала чужую фразу. Ресницы широко распахнулись, а из нежных губ полилась подготовленная речь:

– Сюзерен нашего правителя и мой отец, Велимир Великий, ушел от нас. Его забрали боги по одной им известной воле.

Она взглянула на пузатых вельмож, проверяя, не дернется ли чей-то ус или бровь, обнажая осведомленность в истинной причине отцовой смерти.

Они лишь молча закивали, изображая безраздельное сочувствие.

– Мне горько говорить о том, что моего отца, Велимира, больше нет с нами. Тоска по нему разрывает мне сердце. Я безмерно благодарю каждого из вас за то, что молитесь о нем. Я видела, сколько людей пришло прощаться с ним к реке. Не передать, как я тронута вашим участием. – Мила почуяла подступающие слезы и встряхнула головой. – Но нам всем нужно с помощью богов и с твердой волей пренебречь своими чувствами и решить, что будет дальше с княжеством.

Она снова посмотрела на советников – те помалкивали и вместе с простолюдинами ждали ее следующих слов.

– Справиться с горем невыносимо сложно, но за нами наш народ. Во всем Пятимирии, волей наших богов и стараниями правителей, грядут перемены. Новоград тоже не останется прежним.

– Кто будет вместо Велимира? – долетел до нее недовольный выкрик из толпы. Люди снова шумели, переругивались и перешептывались.

Помолчав, княжна продолжила:

– Во времена перемен лучше для всех, чтобы власть над ними была в наших руках. – Миле пришлось говорить тверже, чтобы ее услышали. – Поэтому мы с достопочтенными советниками моего покойного отца решили…

– Кто править будет?! – разрезал воздух, перебив и без того смятенную княжну, голос крестьянина. Вслед за ним, как рожь в поле, зашаталась стена опричников, с трудом сдерживая натиск мирской орды. Полетели возмущенные выкрики: «Кто наш новый владыка?», «Кто царя наместник?»

Выпрямив спину и глотнув достаточно воздуха, Мила произнесла настолько громко, насколько могла:

– Новый сюзерен перед вами. По закону буянскому наследник – это я!