Песни радости, песни печали

Волнение вмиг обернулось ревом. Опричники выкинули копья, чтобы хоть как-то сдержать людской напор. По телу княжны пробежал холодок, словно оцепенение, доселе прятавшееся где-то за углом, наконец пробралось в нее и теперь радостно вычерпывало оставшуюся волю. Желание убежать подальше с этой людной площади заставило развернуться к единственному другу детства, который стоял позади нее. Но вместо решительности и уверенности в его глазах Мила обнаружила чистейший ужас. Чеслав шагнул к молодой княжне – он выглядел подавленно, судорожно сглатывал слюну, отчего кадык его то и дело шевелился. Проследив за его стеклянным взглядом, княжна повернулась обратно к площади и обомлела: ступени были пусты.

– Куда они делись? Что происходит? – закричала она то ли Чеславу, то ли опричникам. Они обернулись на ее громкий призыв, но тут же откуда-то сверху послышался оглушительный свист. Он рождался ближе к небу, на кремлевской стене, и, подняв глаза, все присутствующие на площади увидали советников почившего сюзерена Северных земель.

– Не бывать тому! – прогорланил Колояр. И остальные вельможи одобрительно закивали.

Вдруг из бурлящей негодованием толпы вслед за выкриками в стену терема полетел камень. Мила в страхе отпрыгнула с центра паперти, и туда тотчас приземлился булыжник.

Свист повторился. Они с Чеславом одновременно посмотрели на крепостную стену, туда, где в окружении поджарых стрельцов и толстопузых вельмож гордо высился Колояр.

– Воля моя добрая такова: уходи сама, и тогда жива будешь и невредима! – прокричал он. – Видишь – не примет тебя народ. Не нужна нам баба на троне!

Народ взвыл, вторя воеводе:

– Не нужна! Не нужна! Не нужна!

Мила обернулась к своему единственному соратнику. Лицо его было крайне испуганным. Она поймала его взгляд и сказала:

– Ты можешь идти к ним, если хочешь.

Голова Чеслава закачалась, а уста исторгли какой-то звук, но за шумом толпы слов его было не разобрать. Он не ушел. Мила повернулась к толпе, подняла руки и медленно опустила их. На площади снова поселилось безмолвие, но на этот раз хилое и неустойчивое, будто мыльный пузырь обволакивал всех недовольных, и от напряжения он мог разорваться в любое мгновение. Она снова шагнула на середину паперти, равняясь на свежую отметину, оставленную булыжником, бросила короткий взгляд наверх и громко прокричала:

– Есть закон, и он превыше человеческой алчности. Я законная наследница и, нравится вам или нет, стану сюзереном Северных земель!

Площадь обуяла буря. Не только оболочка пузыря лопнула под напором негодования – кольцо охранников тоже распалось, и их приметные кафтаны растворились в многоцветном месиве из горожан. Звуки слились в единый непрестанный гул, шум прибоя, несущего разрушение. На вышках фортов с упругим звоном натянулись тетивы луков, и, услыхав призывный горн, стрельцы выпустили свои стрелы в центр паперти. Наперегонки с их наконечниками в Велимиров терем полетели булыжники мостовой, уставшие лежать на сырой земле и алчно жаждущие тоже оставить след в этот алый северный вечер.

Мила развела руки в стороны, подняв их на уровень плеч, и закрыла свои горечавковые глаза. Еще минуту назад ей было страшно. А теперь… Перед глазами княжны пролетали разные мгновения жизни: вот отец играет с ней, назначает ее кукол на должности в выдуманном царстве ее светлицы; вот он накрывает ее теплым шерстяным одеялом в памятную холодную ночь – ему кажется, что его маленькая княжна уже уснула сказочным сном, но она лишь прикрыла глаза, чтобы видеть его таким, каким он бывал, только когда ни одно око на него не глядело: мягким, спокойным, добрым. И сказывает о волшебном мгновении: в нем прекрасный царевич подхватит ее на руки и понесет через порог в терем, а дальше… а дальше будет свадьба, пышнее которой не видывало Пятимирие. Она словно оказалась на этой свадьбе, увидела роскошно убранные столы посреди цветущего луга. Гости водят хоровод, внутри него она, вся в белом, а напротив – жених, глаза его сверкают… Мила снова старалась изо всех сил разглядеть их, увидеть, кто он… И вдруг услышала свое имя. Ее звала Лада. Княжна ощутила ее прикосновение к своему лицу, и ей стало ужасно тепло, она хотела бы нежиться в этих мягких ладонях целую вечность. Преисполненный любви голос, такой мягкий и глубокий, прозвучал вновь:

– Открой глаза! Смотри! Ты не одна!

Глава 8. У любви свои законы

Новоградский кремль озарила вспышка света. Яркость его была такой силы, что горожанам, набившимся в крепостные стены, пришлось отворачивать головы и закрываться руками от внезапного сияния. Источник свечения, столб, вонзался в землю и протыкал облака в небе, уходя своим стержнем куда-то далеко-далеко. Виден он был не только с окрестных лугов и деревень, но и из любой точки Пятимирия – до того бесконечным он казался. Камни и стрелы сгорели, обуглились да попадали оземь, не сумев ни достичь своей цели, ни разрушить неожиданной преграды. Все замерло в удивлении, новоградцы застыли, ослепленные увиденным.