Песни выбрали меня

– Та-аа-ак, Лещенко, на что жалуетесь, – спокойно спрашивает заводской врач, а по ее взгляду видно, что начальник ей уже позвонил, все ценные указания, как действовать с этим подрывателем социалистического труда, она уже получила.

– Не знаю, доктор, только чувствую я себя неважно, знобит так… Может, грипп?

– Грипп? – недоверчиво вскинула она брови. – Летом?! – но повязку на лицо надела. – Вот градусник, измерьте температуру.

А сама села рядом и напряженно на меня смотрит, чтобы если что поймать меня на лжи или на какой-нибудь уловке. Но через несколько минут произошло настоящее чудо!

– Как странно, повышенная… – пробормотала доктор, глядя на градусник, и даже потрогала мне лоб.

– Да и чувствую себя ужасно, – сказал я умирающим голосом.

– Ну вот что, Лещенко. Не знаю, какие у вас там проблемы с начальником цеха, но я вас в таком состоянии на производство допустить никак не могу, – сказала врач, что-то быстро записывая в карточке.

– Вот ваш больничный, подпишите в регистратуре, а это рецепт на лекарства. И жду вас через две недели.

– Да-да, конечно! Всенепременно буду! – и выбежал вон, в разгульное лето, где меня ждали друзья из Большого театра, со двора. А там уже и армия… Совсем скоро начнется другая, отличная от всего прочего жизнь.

Глава четвертая Армия

Тогда все юноши, достигшие 18 лет, служили в армии, исключений не было, разве только по реальным справкам, которые выдавались по состоянию здоровью. Слово «косить» еще не вошло в обиход.

Меня должны были распределить в Восточную Германию в Витшток, где базировался наш гарнизон. Это был небольшой городок, который находился к северо-западу от Берлина. Но перед тем как нас, новобранцев, перебросить в Восточную Германию, нас отправили в Тамбов на военную подготовку.

Целый месяц мы провели в тамбовской части в палатках, осваивая «Курс молодого бойца», мечтали о Германии, чтобы наконец жить не в палатках, а в более удобных бараках.

Но с отличием окончить этот курс все же было не самым главным, необходимо обладать каким-либо талантом, который бы отличал тебя от остальных. То есть ты должен быть лучшим в спорте или какой-либо самодеятельности. Такие ценные «кадры» быстро разбирали по частям.

Мне же тяжело было определиться, куда податься – в спорт или пение. Но, как показала потом дальнейшая служба, мне пригодилось и то, и другое.

Подобный отбор, честно скажу, проходил как на «рынке работорговцев». Я, конечно, утрирую, но подобное чувство возникло, и не раз. Представьте себе, выстраиваются молодые солдаты – бравые, подтянутые, грудь колесом, вдоль этой шеренги ходит лейтенант, к примеру, из 620-го танкового полка и отбирает себе в полк солдат. Зубы, конечно, не проверял, но останавливался около каждого рядового и коротко бросал: «Спорт?» «Самодеятельность?». Тех ребят, которые не могли похвастаться ни тем, ни другим, равнодушно обходили стороной. Мне было, конечно, проще.

– Спорт?

– Баскетбол!

– Самодеятельность?

– Пение, баритон.

– Хм… прекрасный экзем… Хорошо-хорошо.

Приезжали к нам из разных воинских частей и увозили с собой наиболее для них подходящие «экземпляры». 62-й танковый полк принял меня к себе и сразу зачислил в полковой хор, а заодно и в драмкружок, и в баскетбольную дивизионную команду. Время было расписано по минутам: тренировки, репетиции и, разумеется, основные обязанности военнослужащего.

Меня определили в один из танковых экипажей, где назначили заряжающим, который вместе с наводчиком должен готовить орудие к бою. На усвоение всех премудростей этой должности времени уходило немало. Только везде успевай! Жизнь в армии оказалась на редкость и на удивление разнообразной.

По «карьерной лестнице» я взлетел до небес. Через пару месяцев я уже красовался в «должности» солиста хора и руководил драмкружком. Прямые обязанности военнослужащего медленно, но верно тоже оттачивались. На танке по дну Эльбы проходил! И эта служба, которая требовала хорошей физической подготовки, выносливости, тоже заряжала бодростью и нравилась всем нам.

* * *

Смотры художественной самодеятельности, которые развлекали и солдат, и руководство, проходили довольно часто. Однажды на таком смотре, где я солировал с полковым хором, меня заметили из войскового ансамбля: «Давай, покажем тебя нашему руководителю ансамбля, нечего прозябать в полковом хоре». Ничего себе прозябать! Я считал это верхом «военно-песенной» карьеры, а оказывается, можно было подняться еще выше.

– Отчего же не показаться, – отвечаю, – у меня как раз с собой и ноты есть отличного романса – «Октава».

Сказано – сделано, как выяснилось, военные если и долго раскачиваются, то потом всё происходит молниеносно. Не успеешь оглянуться, как все завертелось, закрутилось.

 

                   У брега сонных вод, один бродя, случайно,

                   Прислушайся душой к шептанью тростников,

                   Дубравы говору; их звук необычайный

                   Прочувствуй и пойми…