Песни выбрали меня

– Да, я все понимаю. Но обещай мне, прямо здесь, вот на этой лавке, обещай мне, что будешь писать! Обо всем на свете! В день по одному письму! И я тебе буду писать… и скучать.

Весна, несмотря на то что мы вынуждены были расстаться, как ни странно, промчалась быстро. Лариса писала часто, я был на седьмом небе от счастья, когда получал ее письма, строил планы и мечтал. Я прокручивал в голове нашу долгожданную встречу миллион раз. Даже отменил поездку домой, мне полагался краткосрочный отпуск, так как я уже отслужил два года. Я решил, что поеду не в Москву, а рвану к Ларисе, в Ворошиловград (сейчас этот город называется Луганск). Это будет настоящий сюрприз, который она, несомненно, оценит, тем более я познакомлюсь с ее родителями, ведь намерения у меня были самые серьезные. Но уже ближе к концу весны письма от нее стали приходить всё реже и реже, а потом и вовсе иссякли. Я же продолжал писать, но все напрасно. Какие только причины я не выдумывал… Может быть, она больна или почта потеряла письма, хотя раньше такого не случалось… Что же мне делать, ехать или нет в Ворошиловград, ведь в последнем от нее письме она намекала, что ждет меня, или мне только показалось.

Чтобы как-то решить эту головоломку, я отправился в госпиталь, где она раньше работала. Возможно, ее подружки знают больше, чем я. Иду к госпиталю, а сам думаю, как так спросить, чтобы никто не подумал, что я тут бегаю, разыскиваю ее, как мальчишка. Но как только увидел ее подругу, без лишних экивоков спросил, что случилось с Ларисой.

– Ну неужели, Лева, ты такой наивный, – говорит она и улыбается насмешливо, так что ей и говорить дальше уже не имело смысла. – Так у нее там дома парень был, который ждал ее, когда она вернется. Вот дождался. Свадьба у них летом.

Возвращался я назад в часть злой и обиженный на всё и вся. Как можно было так подло обманывать меня, того парня в Волошиловграде? Как я всего этого не замечал? И ведь с родителями хотел знакомиться… Какой же дурак! Корил я себя всю дорогу до своей части. На душе было так тяжело, что думал и домой в свой законный отпуск тоже не поеду, останусь в части. Убедил себя, что в Москве мне делать нечего, и с этим твердым решением вышел из поезда. Как вдруг практически сбивает меня с ног мой товарищ Боря Цимакуридзе:

– Чего невеселый такой? Чего буйну голову повесил?

– Отстань, Борис, не до шуток сейчас, – отмахнулся я от него, но потом все же рассказал ему во всех красках о подлом женском коварстве.

Но Борис опять расхохотался:

– И ты из-за нее не хочешь ехать в Москву?

– Почему из-за нее, из-за себя. Желания нет и настроения.

– А желания и настроения у тебя из-за чего нет? Точнее, из-за кого? В общем, так, отставить разговорчики, руки в ноги и шагом марш на Родину! Ты только подумай, приедешь друзей повидаешь, да и в ГИТИС свой зайдешь. Мол, так, мол, и так, не забыли ли меня, бравого солдата. Ждите, мол, в следующем году приеду и уж тогда держитесь!

Его бравые речи меня развеселили, добавили энергии. Я и правда отлично провел отпуск дома, что придало мне сил спокойно дослужить.

* * *

Последний год армии пролетел незаметно. Я прилежно готовился к поступлению в ГИТИС, потому что для себя решил, что это уже точно будет последняя попытка. Срок моей службы должен был закончиться только осенью. Но начальство пошло мне навстречу и отпустило на экзамены, но только с тем условием, что если я не поступлю, то вернусь дослуживать.

Вбежав в институт, я сразу нашел Понтрягина Павла Михайловича, который с любопытством оглядел мою солдатскую форму.

– Вижу, возмужал ты, Лещенко. Чего пришел, поступать?

– Конечно, поступать, Павел Михайлович!

– Так первый тур уже завершился. Что ж ты к первому туру не приехал?

– Как прошел? Так я же подневольный человек – армейский, когда отпустили, тогда и приехал.

– Ох, Лещенко, Лещенко, что же мне с тобой делать… Ладно, пойду к ректору, попробую что-нибудь придумать.

Ректор дал свое согласие, чтобы на следующий день с утра я прошел первый тур, а второй – вечером.

К отборочному туру я подготовил арию Филиппа из монументальной оперы Дж. Верди «Дон Карлос», был очень доволен собой, к тому же намеревался петь на итальянском языке.

Отборочную комиссию возглавлял Анисимов Георгий Павлович, который в качестве художественного руководителя и набирал себе группу.

Начинаю я петь с чувством и уверенностью в голосе, как вдруг сразу же после первого куплета Анисимов меня прерывает, что, мол, довольно, вы свободны.

Я вышел из аудитории, мокрый как мышь в своем солдатском обмундировании, не понимая, куда мне податься, а главное, как дождаться завтрашних результатов экзамена. Думаю, а может, вообще никуда не идти, прямо всю ночь и провести у подножия института, потому как никаких моральных и физических сил у меня не осталось.

Но тут из того же самого кабинета, где только что проходила моя «экзекуция», выходит врач-ларинголог, который тоже присутствовал в комиссии. Умоляющий мой взгляд, видимо, тронул его, и он еле заметно утвердительно кивнул, и я выдохнул.