Песни выбрали меня

Жили мы как в большой коммунальной квартире, по утрам занимая очередь в ванную комнату. Иосиф Кобзон в силу своего «отеческого» характера сразу взял на себя заботу об остальных членах «команды». Поднимался он раньше всех, тихо, стараясь никого не разбудить. Быстро приводил себя в порядок, собирал на стол из тех запасов, которые мы по обыкновению советского человека привезли с собой, и уже будил нас своим зычным голосом:

– Подъем, сынки! Завтрак на столе. Кто первый попадет в ванную, тот молодец! Остальные не отстают, занимают очередь.

Кипятильники, чай, кофе, колбаса из дома – вот сервировка нашего стола. Быстрый завтрак – и быстрее на автобус, который отвозил нас на спортивную арену, где нам полагалось поддерживать и воодушевлять наших спортсменов. Иногда тренеры подводили нас к спортсменам перед самым стартом и торжественно объявляли:

– Посмотрите, кто к вам приехал пожелать удачи и победы! Наши самые выдающиеся артисты!

Мы воодушевленно пожимали руки, желали всяческих побед и, надо сказать, ощущали торжественность момента. Затем мы удалялись на свои места на трибуне, но места нам доставались чрезвычайно неудобные, где-то на галерке, откуда невозможно ничего разглядеть.

И вот однажды сидим мы на своей галерке и вдруг видим, что внизу, в ложе для прессы, много пустующих мест. Володя Винокур, Иосиф Кобзон и я, недолго думая, в секунду очутились внизу и, как ни в чем не бывало, заняли свободные места. Да-аа-а, без сомнений, здесь было намного лучше! Но не успели мы насладиться игрой, как к нам подошел полицейский:

– Предъявите ваши билеты, – говорит он нам вежливо.

Мы нехотя достаем наши билеты и показываем. Полицейский усмехается, затем делает широкий жест:

– Прошу, – и показывает на галерку.

Делать нечего, мы опять потащились вверх.

– Я вот только понять не могу, чего он к нам привязался. Там почти все сидят не на своих местах! Мы что, крайние? – всё возмущался я, пока мы поднимались на свои места.

Но сидеть там было невыразимо тоскливо, лучше уж дома перед телевизором. А потому решили еще раз попытать счастья, но не посадят же нас в тюрьму!

И опять мы пробираемся в ложу прессы, где все так же полно пустых мест. Мы с Иосифом садимся вдвоем, а Володя нашел место чуть поодаль от нас.

Второй тайм в самом разгаре, как вдруг опять тот же самый полицейский, который прямиком направляется к нам. Понятно, что скакать от него, как зайцы по рядам, мы не стали, поэтому просто сидим и напряженно ждем.

Полицейский, как ни в чем не бывало, останавливается возле нас:

– Предъявите ваши билеты!

– Ох, и настырный же ты малый! – в сердцах восклицаю я и протягиваю билеты.

– Объявляю вам последнее предупреждение. Иначе, – и он демонстративно позвякивает наручниками, которые у него висят на ремне.

Причем в этот раз он к Винокуру не цепляется, а только нас двоих заставляет покинуть места. Но Володя, как верный боевой товарищ, плетется с нами на наши законные места.

Уже на нашей галерке мы с Володей все никак не можем успокоиться, а главное, решить эту головоломку, почему этот «коп» именно нас спроваживал на свои места, как он нас вычислял и почему других не трогал.

Слушая наши домыслы, Иосиф вдруг расхохотался:

– Лева, ты только посмотри на нас с тобой!

А что, думаю, ничего особенного – шапки пыжиковые, дубленки, между прочим хорошие, дорогие…

– Так, как мы, одевается типичный советский человек, да у нас на лбу написано «Из СССР», а теперь глянь на нашего Володю – типичный заграничный типчик!

И правда, Винокур, сидевший в модном красном, дутом пуховике, который ему презентовал великий хоккеист Валерий Харламов, ничем от американцев и не отличался.

Кстати, наша хоккейная команда проиграла тот матч, причем не кому-нибудь, а американцам. Мы расстроились страшно, взяли с собой еще одного несчастного журналиста-международника Мэлора Стуруа, которого нашли рядом с нами тут же, на галерке, – и пошли заливать горе в бар…

Из этой поездки всегда вспоминается много историй. Помню, как поехали мы в центр Нью-Йорка в «Плейбой-клуб». На эту «экскурсию» нас вывез наш знакомый, а теперь эмигрант Рафик Фель, работавший когда-то администратором джаз-оркестра Леонида Утесова. Чтобы наши спецслужбы не подумали чего плохого, наш мудрый предводитель Иосиф решил взять с собой в качестве неоспоримого доказательства нашей благонадежности человека из нашего посольства.

«Плейбой-клуб» занимал четыре этажа, по которым мы бродили, как по музею. Первый этаж, впрочем, не представлял особого интереса – там располагались офисы, на втором – шикарный ресторан, на третьем – приватные комнаты для… бриджа. А вот на четвертом – дискоклуб – в общем, самое интересное место. Везде прогуливались сногсшибательные девушки – живые картинки плейбоя – пушистые ушки, аккуратные хвостики. Такие озорные «зайчики», которые, кстати, – неприкосновенны, об этом нас сразу предупредили при входе. Того, кто дотронется хоть пальцем, ждали штрафы. Наши шутили, балагурили, смотрели во все глаза. И только я всё никак не мог привыкнуть к другому часовому поясу и буквально клевал носом.