Песня первой любви

Плавно плыл красный «Икарус» по оживленному городу нашему, и ехали в нем многие. Но вот заходит контроль билетов в виде служебной девушки, в кудельках, кашляет простуженно и говорит хриплым голосом:

— Приготовьте ваши билетики, граждане!

Все и полезли кто куда. Одни — в сумки и карманы, а другие — к выходу ближе, чтоб при первом подходящем случае бесследно исчезнуть с транспорта вон.

И лишь один среди прочих стоял без движений — мощных размеров мужик с плешивым теменем и курчавой бородой. Кирзовый сапог его отстукивал такт неведомой мысли, роившейся в лобастом черепе мужика. А жесткие глаза невидяще уперлись в автобусное стекло, за которым мелькали вывески, строения, люди.

— Ваш билет, — тронул его контроль, но плешивый ничего не ответил и не повернулся.

— Билетик ваш предъявите, пожалуйста!

Молчание.

— Гражданин! Я вас спрашиваю?! Чё стал, как идол?

И тут идол упруго развернулся, метнул пару молний из-под кустистых бровей. И — шепотом, а рявкнул:

— Прошу мне не мешать!

— Чево? — опешил контроль.

— Не мешать думать. Я думаю о светлом будущем всего человечества. О том времени, когда все границы сотрутся и все действительно станут не только друзья, но даже и братья. Когда исчезнут взаимная подозрительность, злоба и попреки! И все дети не трахнут родителей палкой по голове, и все муж с женой улыбнутся друг другу, как родные. Когда все вранье закроется, во всех реках будет течь бесплатная газировка, на всех березах вырастут бесплатные пиджаки и температура всю дорогу будет плюс двадцать пять по Цельсию! Вот так!

— Ты… ты чё? — остолбенел контроль.

— Я — ничё, — ответил мужик.

— У тебя билета, что ли, нету?

— Нету! — отрезал бородач. — И денег нету! У меня ничего нету!

И отвернулся опять к окну.

— Штраф платите, — неуверенно сказал контроль.

Мужик молчал.

— Или выходите! — крикнул контроль. — Пошел тогда пешком, пока в милицию не отвезла.

Но мужик как замолчал, так и молчал.

А контроль тогда съежился, шмыгнул простуженным голосом, колупнул наманикюренным пальцем стеночку и на ближайшей остановке вышел сам.

А наш красный «Икарус» стал плавно плыть дальше по оживленному городу нашему, и воцарилась в нем мертвая тишина.

* Публикуется впервые

«Икарус» — пассажирский автобус венгерского производства. В народе имел название «скотовозка» из-за вечной его переполненности в часы пик.

Иван Иваныч

Иван Иваныч любит и знает простой народ. И простой народ тоже очень сильно любит Ивана Иваныча. Если, допустим, Иван Иваныч идет в магазин, то ему там всегда отпускают из продуктов всего самого наихорошего, чистого и свежего. Зато и Иван Иваныч всякому с удовольствием может объяснить — как и куда ему надо ехать и как ему дальше жить.

А ведь Иван Иваныч мог бы себя вести абсолютно по-другому, хотя и не имеет на это права, как советский. Иван Иваныч мог бы относиться к простому человеку высокомерно, потому что Иван Иваныч — умный-умный! Вы его обо всем на свете можете спросить, и он вам обо всём всё расскажет. С убедительными примерами. Вот если, например, его спрашивают, кто такой был философ Зенон, то он на это отвечает так же спокойно, не моргнув глазом, как и на такой каверзный вопрос — почему северное сияние видно только на Севере.

— Вот ты, братухан, поезжай на Колыму и лично в этом убедишься! — так обычно заканчивал Иван Иваныч свои объяснения.

О, Иван Иваныч! Иван Иваныч! Иван Иваныч все-таки — большой человек! Он где и кем работает — это непонятно. Известно только, что по Координации и в Центре. А может — и по Центру в Координации. Этого никто не знает. Ну, допустим, что в Центре. Не Москвы, конечно, а города в одиннадцать раз ее меньшего. Допустим, что в Центре.

Там Иван Иваныч сидит в комнате № 9, внизу, на первом этаже. Но его там никогда нету. Он весь день бродит по остальным этажам, и надо сказать, что бродит он в поте лица. Все его обо всем спрашивают, и он всем все обо всем рассказывает — вот какой неутомимый наш Иван Иваныч!

И вот однажды он набродился по этажам, устал, понимаете, до того, что смотрит на часы, а рабочий-то его день уж давно весь вышел. Иван Иваныч тогда и брызнул вниз, в девятую, чтобы схватить одежду да и отправиться домой поедать борщи. А дверь-то он открывает и видит — в комнате стоит тип и примеряет его, Иван Иваныча шапку, кролячьего меха. А другой рукой лезет в Иван Иваныча пальтецо шарить мелочь.

Увидел тип Иван Иваныча и жалобно так заныл:

— Я эта… мне прикурить только… вы не подумайте, что я — чего другого… я и шапку так… нате, возьмите… вот она, ваша шапка, я прикурить…

Иван Иваныч огляделся тогда по сторонам и видит — никого нету. Он тогда, и слова худого не говоря, как трахнет вора кулаком в нос. Ну и из этого носа с ходу потекла алая струйка. Иван Иваныч тогда размахнулся — да как двинет вора в глаз. Ну и глаз, значит, весь тогда посинел у вора без шапки. Совсем-совсем посинел и стал сам собой даже немножечко голубой, вроде у Сергея Есенина, поэта.