Читаем Песня первой любви полностью

Убедившись, что глаз жулика дошел до нужной кондиции, Иван Иваныч на пинках вынес антисоциальную личность за двери конторы, без посторонней помощи и не сдав в милицию. И вор остался этим очень доволен, поскольку на улице лучше, чем за решеткой, даже если у тебя разбита рожа.

Вот я и говорю — любит и знает Иван Иваныч простой народ. И народ за это тоже очень сильно любит Иван Иваныча. Он его буквально обожает.

* Публикуется впервые

…трахнет… — Тогда этот глагол еще не имел прямого отношения к эротике и сексу.

Лицо льва

Милые люди! Потрясен! Немедленно расскажу вам, как ехал я в троллейбусе № 2 и, сидя на сиденье, увидел лицо моего школьного товарища Льва.

Лев работал в конторе «Сибцветметбумремонт», и я, заканчивая труды на полчаса раньше, часто обращал внимание на его усердный вид, обращенный к столу цвета яичного желтка.

Это могло быть возможным лишь ввиду того, что «Сибцветметбумремонт» помещался в добрейшем здании, построенном из стекла, стали и бетона, а лицо Льва размещалось в одном из окон первого этажа.

Так вот. Будучи на сиденье, я бросил взгляд и с ужасом увидел дикий портрет: Лев запрокинул голову и как-то по-особенному раскрыл рот, обнажив верхнюю челюсть, полную белых зубов; язык его вывалился, глаза выпучились и странно блестели белками, щеки надулись, нос был как бы переломлен пополам, волосы встали дыбом, галстук сбит набок.

— Милый Лев! Что? Что с тобой?! — крикнул я, смущаясь остальных пассажиров.

И кубарем покатился к выходу, сойдя на следующей остановке.

Рывком распахнул я дверь Левкиной конторы, но, вбежав, к своему удивлению обнаружил мир, тишину, спокойствие, отсутствие болезни и дивные условия для работы. Приятно гудели мягкие лопасти вентиляторов. Служащие тихо беседовали кто о чем, а Лев даже считал нужные цифры на электронной машине «Элка». Он нажимал белые клавиши, а на табло туда-сюда бегали красные знаки.

Не сдержав изумления, я воскликнул:

— Мой добрый Лев! Что? Что с тобой только что случилось?

Лев, казалось, был смущен. Он поднял на меня ясные, немного выцветшие глаза и тихо сказал:

— Со мной? Со мной — ничего. Здравствуй, Иван. Очень рад тебя видеть. Присаживайся. Но скажи на милость, голубчик, зачем ты задаешь мне такой странный вопрос и что ты себе взял в голову?

— Мне… мне показалось, — залепетал я. — Мне показалось… Я… Я… видел…

— Что тебе показалось? Что ты видел?

Немного выцветшие глаза Льва, подобно буравам, впивались в мои, побуревшие.

Я закрылся ладонью.

— Ай-ай! — сказал я. — Не смотри так на меня, дорогой Лёвчик. Мне, право, совестно, что я оторвал тебя от ученых занятий. Но мне… я…

— Так что же?

— Нет. Не могу. Впрочем — изволь. Мне показалось, что ты… что тебя либо душит кто-то невидимый, либо ты сам задыхаешься.

И тут Лев облегченно расхохотался, как бы журчащий камешками ручей, стекающий с горки в речку.

— Экая болезненная фантазия у тебя, Иван, — сказал он, отсмеявшись и укоризненно качая головой. — С такой болезненной фантазией ты вряд ли будешь большим человеком. Несолидно. Несолидно.

И добавил интимным шепотом, приблизив мое взволнованное ухо к своим чистым губам:

— Я, Ванюша, тово… я, маленько, эта… зевнул. Ха-ха-ха-ха!

Я остолбенел. Лев выпрямился и заметил громко:

— Устаешь-таки в конце рабочего дня. Устаешь. Устаешь, понимаешь.

От этих громких слов его коллеги зашевелились и стали колебаться за столами. До этого они не обращали на нас никакого внимания.

Гудели вентиляторы.

* Публикуется впервые

…школьного товарища Льва. — Здесь я пожертвовал персонажу некоторые черты поэта Льва Тарана-Лещева (см. комм. к рассказу «САДЫ АЛЛАХА…»).

«Сибцветметбумремонт». — Живя в городе К., я одно время работал по геологической специальности в ЦНИЭЛ МЦМ СССР (Центральная научно-исследовательская экономическая лаборатория Министерства цветной металлургии), а потом в институте «Сибцветметниипроект». Оба этих заведения являлись бывшими «шарашками» и располагались около тюрьмы. Шорохи моей производственной деятельности слышны в рассказах «Высшая мудрость», «Укокошенный Киш», «Или-или», что помещены в этой книге.

Электронная машина «Элка». — Видел недавно в Политехническом музее города Москвы.

Так уж устроено

Раз у нас один ужасный случай вышел на сибирском пляже около нового моря, когда один старичок пошел купаться и стал тонуть, уйдя под воду.

Ну, его, конечно, вытащили и положили на песочек близ воды.

Толпа вокруг, и я пришел. Он там лежит со сделанным искусственным дыханием и тяжко стонет, тем самым прося еще какой-либо помощи. «Пить, — говорит, — дайте».

А одна женщина так заявляет:

— Я читала в книге и видела в кино, что если кто просит пить после утопления, так ему этого нельзя, а то он с ходу помрет. Он наглотался столько воды, что лишний ее глоток может погубить беднягу.

Ну, пить ему тогда, естественно, не дали, конечно. Он стонет. Я еще немного постоял и ну купаться!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза