Песня первой любви

Купался я часа три. Аж даже посинел! Так здорово было! Прошел белый катер, и мне удалось порезвиться в его изумрудных волнах. Видел девушку в красной купальной шапочке. Шибко она была красивая на фоне убегающей вперед тайги, нависшей над берегами! Часа три. Вышел на берег.

А там на песочке близ воды тот старичок еще лежит и по-прежнему протяжно стонет. Толпы уже нет, но уже снова собирается.

И я пришел. Слышу, как новая женщина говорит:

— Я знаю, что нужно дать ему скорей попить. Вы слышите? Слушайте, как он жалобно стонет. Бедняк совсем может умереть от сухости в организме, и тогда его уже ничто не спасет!

Ну, тогда, естественно, напоили его, конечно. Старичок мигом настолько ожил, что даже встал и, посмотрев на нас расцветшими озорными и даже совсем как бы молодыми глазами, куда-то ушел.

А я опять побежал купаться. В наших краях, видите ли, лето, несмотря на то что жаркое, само по себе очень короткое, и за его время нужно успеть получше набраться ультрафиолетовых лучей. Так уж устроено. Так всё устроено.

* Публикуется впервые

Так всё устроено. — Финальная фраза являет собой яркий пример того, что советские литературные критики называли «сомнительным обобщением».

Справедливость

Как-то раз мы все, трудящиеся, ехали в своем маршрутном такси. Куда? На работу, конечно.

Ну, едем молча, и вдруг эдакая такая… фифа крашеная заходит на остановке, плохо закрывая за собой дверь.

Шофер ей сразу говорит:

— Вы, пожалуйста, дверочку за собой прикрывайте…

А фифа крашеная молчит.

— Дверочку хлопните за собой, а то кто-нибудь может на повороте выпасть.

Она же молчит и удобно устраивается в кресле спиной к движению, боком к двери.

Тогда один из пассажиров, Самсонов, солидный такой человек, даже вспылил:

— Девушка, вы что, не понимаете, понимаешь?.. Вам ведь говорят? Поберегите себя, понимаешь… Ведь вы покалечиться можете…

— Этого не бывает никогда, — сказала фифа крашеная, захохотала и тут же вылетела вон.

Выскочил шофер. И мы кое-кто, трудящиеся, вышли, любопытные.

Фифа крашеная лежала на городском снегу. Покалеченная. В гневе. Под глазом у нее имелся синяк, и она говорила такие речи:

— Я на вас подам на суд, шофер! Не думай, что тебе это так сойдет даром! Я запомнила твой номер. Он — КРЯ-КРЯ 11–13. Я восстановлю справедливость.

Шофер от таких слов натурально заплакал. Он вскричал, протягивая по направлению к нам свои короткие руки:

— Я ж вить предупреждал! Где справедливость, трудящие?! Вить она же, фифа крашеная, подаст! Она подаст, и я буду ответчик, а она — истец!

— И за «фифу крашеную» ты ответишь, — посулилась фифа крашеная. И, не желая вставать, тут же встала и пошла писать заявление.

Шофер тогда стал бить себя в грудь и кричать, ища сочувствия:

— Ах я несчастный! Лучше бы я сам выпал из своего же автомобиля!

Но мы молчали. Потому что время шло, а такси стояло. Вот если бы наоборот — тогда другое дело.

* Публикуется впервые

Легкий рассказец на тему «все еще имеющихся всегда недостатков» на нашем светлом пути.

Миссия общения

Дело было ночью. Герберт Иванович Ревебцев ухватился за железобетонный троллейбусный столб.

И внезапно услышал такие странные звуки: «Ди-ли-ди-ли-дон. Трах. Пух. Бах».

А вместо сцен и пейзажа ночной жизни видит — летит повдоль троллейбусных проводов громадное белое яйцо, падает оземь, и из него выходит некто в белых синтетических одеждах.

И простирая руки гóре, направляется к Герберту Ивановичу и говорит по-английски, по-немецки.

А Герберт Иванович молчит.

— Здравствуй, брат, — объявил тогда прибывший. — Обними меня. Я явился с других планет и миров.

— Гыум, кхе, — ответил Герберт Иванович, не отпуская столба.

А инопланетный тут радостно вздохнул, видя налаживающиеся контакты. Вздохнул и опустил руки.

— Сведения о вашей чудной планете я уже все имею. Размеры, состав, химические и иные величины, история, культура. Я имею все. Хочу оставшийся по программе отрезок времени провести непосредственно в беседе с хозяином планеты, с человеком… — так пояснил он свои желания и действия. — У нас всего несколько коротких минут. Какое общественно-политическое устройство вам нравится больше всего, например?

И замолчал, ожидая. А Герберт Иванович сначала ничего не говорил, а потом из него вырвалось слово. Слово это было «ты».

— Ты… — внятно сказал Герберт Иванович.

— Ты — я, — обрадовался космонавт, показывая услышанное пальцами. — Я — ты. Контакт. Скажите тогда, кого из писателей вы предпочитаете? Плутарха или Овидия? Руссо или Вольтера? Достоевского или Толстого? А может, вы любите их всех вместе?

— Зьмей! — услышал он в ответ от пошатывающегося Герберта Ивановича.

— О! Я с тревогой замечаю — вы устали после напряженного рабочего дня. Чем вы занимаетесь? Проектируете ли космические корабли? Либо множите интеллектуальную мысль?

— Тело, — сказал Герберт Иванович.

— А-а! Вы отдыхали. Природа. Я правильно понял? Ваша одежда измята. К ней пристали вещества верхнего слоя земной коры: глина, окурки. Вы удили в воде рыб? Вода. Аш два о? Правильно?

— Тело… — повторил Герберт Иванович.