Песня первой любви

Вот так. Но прошло еще довольно много лет, и сын этого человека тоже попал в армию, и там тоже совершил какой-то подвиг, о чем было написано в двух газетах. А в каких — я не знаю. Зато знал папаша. Он вырезал заметки этих двух газет и теперь всюду носит их в кармане. Он мне вчера их показывал и очень просил, чтобы я написал письмо-отклик на его сына командиру сына в часть, где бы я его, сына, командиру похвалил и выразил свое оригинальное восхищение его подвигу. Я внимательно выслушал этого человека, взял адрес его сына части и, может быть, даже и напишу просимое письмо-отклик. Мне письмо-отклик написать — раз плюнуть. Я их тыщу раз писал. Вот и все, что я вам хотел рассказать. А если кто хочет искать в рассказанном какой-либо подтекст, то я его презираю и считаю за глупого человека. Никакого подтекста тут нету. Я хотел описать вам эту ситуацию, и я ее вам кратко изложил, не желая вплотную связываться с такой формой литературного творчества, как рассказ. Не хочу я себе неприятностей наживать, а рассказать охота. Вот я и выкручиваюсь. А подтекст — какой там еще подтекст? Что я вам, Хемингуэй, что ли?

* Публикуется впервые

Это будет самый короткий мой рассказ. — Нет, не будет. Недавно я написал рассказ в 84 слова. Вот он:

ВСЮДУ ЖИЗНЬ

— Существительное «козел» является одним из самых грубых слов русского языка, — думал интеллигент в нулевом поколении Козлов, стоя при советской власти в очереди за водкой по 2-87. Другие мужики мирно матерились на букву «ё», ожидая, когда сука Дуська наконец отворит послеобеденные двери. Тут один невежа совершенно случайно назвал Козлова «козлом». Козлов ринулся в бой, сидел за это в тюрьме, где познакомился с диссидентами, серьезными ворами и расхитителями социалистической собственности. Сейчас Козлов и сам стал олигархом, его разыскивает Интерпол, а счастья все равно нету.

Кина не будет

— Кстати, насчет кино. Вы знаете, это просто удивительно, я до сих пор люблю искусство настолько, что хожу в кино, и даже был в прошлом году в музкомедии, — сказал Галибутаев, снял рукавицы-верхонки и закурил папиросу «Волна».

Мы удивились и попросили рассказать.

Галибутаев долго отнекивался. Он кричал, что не настал конец рабочего дня, чтобы болтать. Что нет даже еще и обеденного перерыва, чтобы рассказывать истории. Что перекур должен продолжаться не более пяти минут. По инструкции. А ему в это время не уложиться.

Только куда же денется Галибутаев, если уж он раскрыл рот. Вот он и начал.

— Дело в том, что я очень люблю всякое кино и пьесы. Дело в том. И вот когда у нас в прошлом году повесили в клубе бумагу, что будет кино «На дне» в двух сериях, в шесть и в девять часов вечера, то я решил, что обязательно буду в нем.

Только я не знал тогда, чья это пьеса. Сейчас я знаю, что это пьеса нашего Максима Горького, а тогда думал, что Чехова и Тургенева. А все оттого, что меня плохо учили в школе.

И вот я пришел в клуб ровно к девяти, чтобы не ждать, и что же я вижу?

А я вижу, что кино вроде бы и не собираются начинать.

Кругом все играют в пинг-понг, шатаются пьяные, а девки лузгают семечки.

Я спросил заведующего, скоро ли начнется сеанс, а тот отвечает почти нахально:

«Боюсь, что вы его ожидаете напрасно».

«Почему?» — почти вежливо поинтересовался я.

«А потому, — еще более нахально объясняет заведующий, он же киномеханик, — что мне неинтересно показывать кино одному человеку».

«Как! — возмутился я. — Неужели на гениальную пьесу Чехова и Тургенева пришел один я? А те, кто играет в пинг-понг, кто пьяные шатаются по углам, кто лузгает подсолнухи — они что, по-вашему, уже не зрители?»

«Они уже давно и не такие дураки вдобавок, чтобы платить по сорок копеек за неизвестно чего, хотя бы и гениального. А пьеса эта, кстати, не Чехова и Тургенева, а Горького. Что показывает, что вы — тоже не знаток, а просто никак иначе не хочете или не можете провести время».

Сильно он на меня налетел, но я спокойно продолжал свои речи:

«Так что же мне делать? Зачем вы тогда даете такое объявление, которое тревожит меня и зовет посмотреть гениальное произведение хотя бы того же Горького?»

«Вот уж это дело не мое, — веселится заведующий. — Вы напишите в прокат, чтобы присылали такие фильмы, которые собирают зрителя, а не разгоняют его по углам».

«Какой же это такой фильм вы имеете в виду?»

«А хотя бы “Цветы в пыли”. Их смотрели все без исключения. И вы бы посмотрели».

«Или “Развод по-итальянски”, да?»