Песочные часы арены

Австралиец Бо Сёрджант, клишник, в образе гусеницы с видимым удовольствием сгибался-разгибался на грибке. Появлялся он на сцене первым. В его теле за ним следовали еще три человека. Все знают, что червяки могут существовать и располовиненными. Сегодня зрители наглядно в этом убедились, когда большую часть гусеницы оторвало и понесло в сторону кулис, а оставшаяся жалкая частичка стала забираться на грибок, где продолжила творчески изгибаться. В конце своего «загибающегося» номера Во стрелял ногами из лука в мишень. Помогала ему в этом пчела в исполнении Пашки. Мишень высокая, на треноге. За этими полосатыми кружочками обычно и пряталось такое же полосатое насекомое. В этот раз качнуло так, что мишень ушла в сторону. Пашка получил стрелой в пах. Вид падающей пчелы из-за мишени со стрелою в паху всех изрядно повеселил. Кроме Пашки… Костюм пчелы прошел испытание на пуленепробиваемость…

Из всех насекомых несказанно повезло лишь ирландскому жуку. Мелкому такому, интеллигентному. «Жуча-ра» Раян ходил по сцене мимо рискующих что-нибудь себе сломать представителей джунглей и поигрывал на скрипочке. Его не волновали ни шагающий нетвердой походкой по океану корабль, ни морская болезнь…

В программе был еще один безопасный жанр. Речь шла о номере «трансформация», в исполнении международного дуэта иллюзионистов Анастасии и Джеферсона. Он был, как бы, охотник, она, как бы, красивая птица. Всей работы – дергай себе за лесочки-веревочки и меняй себе на здоровье оперение птички-невелички и костюмы охотника. В конце Анастасия превращалась в красивого белого лебедя. Охотник на прощание тоже оказывался во всем белом. Этот номер можно было работать хоть в двенадцатибалльный шторм. Никто из них ничем не рисковал. Так казалось…

Сегодня Джеферсон чуть не погиб. Обычно в финале, для эффекта, при смене костюмов они выбрасывали вверх ворох мелконарезанной фольги. Когда искрящееся в лучах театрального света облако блесток опадало, артисты уже были в тех самых белых костюмах. Алле-Ап! Аплодисменты, как говорится…

В творческом раже, испытывая экстаз от успеха и от того, что в этих условиях устояли на ногах, Джеферсон лихо подбросил вверх две пригоршни фольги, радостно вздохнул полной грудью и… заглотил, как кит планктон, порцию тех самых блесток. Они мгновенно залипли в трахее, перекрыв кислород. Еле откачали. Вот тебе и безопасный жанр. Вот тебе и «работай на здоровье»…

После этого выступления были сделаны корректировки. В последующем, когда штормило, кто-то не работал, остальные пахали по полной. В их числе оказались и Витька с Пашкой.

Глава тридцать третья

«Norwegian Breakaway», как уже говорилось, был полностью посвящен Америке, в частности Нью-Йорку. На его правом борту красовался рисунок известной во всем мире статуи Свободы. Рука с факелом стремилась вперед, словно судно на всех парах неслось к той самой свободе, вырвавшись из тесной неволи немецкого дока. Полное название скульптуры – «Свобода, озаряющая мир» – «Liberty Enlightening the World». Она возвышается на острове Свободы, который расположен в трех километрах от южного берега Манхэттена, кипящего жизнью, в Нью-Йоркской бухте.

В первое плавание из Нью-Йорка на Бермуды их провожали с помпой. При выходе из гавани гигантский корабль занял почти весь Гудзон. «Норвежский прорыв» остановился напротив статуи Свободы, высота которой составляла сорок шесть метров, а с подножием – все девяносто три. Гремел грандиозный салют, звучала песня в исполнении Фрэнка Синатры «Нью-Йорк, Нью-Йорк». На борту присутствовали мэр Нью-Йорка и пестрая группа селебрити. С борта лайнера шла прямая трансляция телевидения на местные каналы. Вокруг кружили вертолеты и полицейские катера. Люди вдалеке на набережных махали руками, посылали в небо разноцветные шары. Было как-то торжественно и до слез радостно. Пашка был потрясен размахом чужого патриотизма…