Песочные часы арены

Курсировали между Нью-Йорком и Бермудами. График получался следующий: в воскресенье рано утром причаливали в Нью-Йорке, сгружали пассажиров, принимали на борт новую партию и отчаливали вечером. До отплытия артисты всех шоу, что работали на корабле, могли выходить и гулять по городу. Последующие два дня проводили в море, так называемые «sea days». Поутру в среду приходили на Бермуды. Среду артисты боготворили, ибо это был общий выходной! А когда работаешь двенадцать шоу в неделю, каждый час среды на вес золота. Правда, раз или два в месяц выходной портили учения по безопасности. В девять утра звучала сирена, и все выскакивали из своих нор, не успев сполоснуть лицо и причесаться. Злыми сонными мухами механически отрабатывали действия на случай нештатной ситуации. Обычно эти учения заключались в том, что все собирались в предписанной зоне Z4, где выстраивались шеренгой в спасательных жилетах. Со слипающимися глазами стояли в них минут пятнадцать, потели, кемарили, ждали, когда эта экзекуция закончится. Один раз «повезло», пришлось загружаться в спасательные шлюпы и полчаса учиться плавать вокруг корабля. Лодки были моторными. Но матросы, видимо, ради собственного развлечения и хохмы, предложили поработать вручную. Весла оказались неподъемными. Проснулись тут же…

С питанием для обслуги на судне было поставлено неплохо. Но могло быть и лучше. На четырнадцатой палубе в конце лайнера, на корме, располагалось что-то типа буфета-ресторана со шведским столом под названием «Сад». Он гостеприимно принимал как пассажиров, так и участников всех шоу. Ввиду того, что пассажиров было больше, артистам после вечерней работы мало что оставалось. Нужно было наедаться впрок днем. А за несколько часов до выступления это себе могли позволить немногие. Приходилось на обеде есть как птичкам и запасаться хотя бы фруктами с водой на вечер. Самые отчаянные заворачивали в салфетки выпечку. Сначала все это выносить с собой под насмешливыми взглядами «стаффов» было стыдно, потом – голод не тетка, совесть заскулила, попросила есть и заткнулась до конца круиза.

Дневное шоу благополучно закончилось. Было несколько часов передышки до вечернего. Мокрые от пота костюмы болтались в костюмерной на перекладинах, как морские пираты, повешенные на реях. Артисты снимали грим, настраиваясь на сытный обед.

Синяя Птица, сияющая от предстоящей встречи со Счастьем, предвкушая чревоугодие, громогласно приказало:

– А сейчас все в сад!.. Ну, что, Паха, в «Сад»?

– Ну его… в зад! – Пашка оформил рифму к названию их ежедневного пункта питания. – Чего-то съел там сегодня на завтрак, в брюхе восстание спартанцев.

– О! Это не сад, это рас…садник диареи с сад…диетами на кухне. Костюмчик у тебя, если что, удобный. Не то что у меня там на верхотуре. Ну, подумаешь, пчелка вдруг стала попахивать, может, это мед такого сорта…

– Эквилибрист-калом…бурист! – Огрызнулся Пашка в стиле Рогожина и развил очередную их пикировку. – Вот тебе, Родж, приспичит когда-нибудь, как тогда на премьере, специально оставлю тебя наверху, буду тянуть время до твоего недержания. Без меня не спустишься! Если помнишь, моторчик включаю-выключаю я. Дождусь твоего вселенского позора, потом объявлю: «Внимание, внимание! Почтенная публика! Леди, так сказать, и джентльмены. Смертельный номер! Сейчас ваш американский эквилибрист, он же скунс, безо всякой страховки, отольет на вас свысока. Первые три ряда будут мокрыми, в восьмом ожидается радуга. Маэстро, дробь!..

– Я не скунс! Я – Синяя Птица джунглей! Птица Счастья! – Витька попытался восстановить статус-кво своего сценического персонажа. – И потом, я – русский эквилибрист!

– Ничего, побудешь американским скунсом, зрителям какая разница.

– Ладно! Победил нерушимый союз народов! Россия – США – дружба навек!

Витька миролюбиво соединил свои кисти в рукопожатии над головой.

– Да уж, дружбаны вы известные…

– Это они известные! Я же, как Эрнст Неизвестный, просто там живу! Иногда. Ладно, обойдемся сегодня без «Сада-маза». В знак пролетарской солидарности трудящихся всех стран и с тобой лично я тоже голодаю. Готовимся к следующему шоу…

Глава тридцать четвертая

В Пашкиной каюте без всяких рассветов день начинался резко, стоило щелкнуть выключателем. Главное было не забыть прикрыть глаза, чтобы не шарахнуло ярким светом по сетчатке. Затем он включал телевизор, сверял точность времени своего хронометра с мировым эталоном, вяло пытался сделать зарядку, насколько позволяли размеры его морского пристанища. В лучшем случае это были приседания, короткие взмахи согнутыми руками, чтобы не лупить с размаху по стенам и потолку, легкие наклоны корпуса в стороны. Все остальное он оставлял до встречи с закулисной площадкой театра перед шоу и на потом, в спортзале.